Он незаметно покосился на своих подчиненных. У Карагана – высшее образование несмываемой краской на лице. Родом из Ломоносова (бывшего Ораниенбаума), встретил начало войны на Карельском фронте, отправил жену в эвакуацию, а сам застрял под Петрозаводском. С женой случилась неприятность – выжила, но нашла другого – главного инженера эвакуированного на Урал завода. Прислала покаянное письмо, умоляла простить, не держать зла. Это лишь прибавило цинизма капитану – стал язвительным, подчас совершенно невыносимым. Иногда создавалось впечатление, что он специально лезет под пули. Вдруг становился упрямее осла – приказы выполнял, но свое мнение оставлял при себе и всячески его выпячивал. То, как он вел себя вчера, Кольцова поразило – не ожидал. Невольно зауважал подчиненного, имея тайное опасение, что теперь тот станет совсем нестерпимым…
Вчерашнюю контузию капитан пережил. Зрение – и без того неважное, на слух Караган не жаловался. Временами беспричинно бледнел, откидывал голову.
Лейтенант Безуглов косился на него с сочувствием. Ходатайство о присвоении Безуглову очередного звания было отправлено по инстанции еще два месяца назад. Но где-то затерялось, от высокого начальства – ни слуху ни духу. Этот парень от войны пострадал больше других. Родителей лишился еще в тридцатых – эту тему он всячески замалчивал. Вряд ли они стали жертвами репрессий – иначе он не оказался бы на работе в особом отделе. Но имелись жена, двое маленьких детей, родители супруги. Вся семья погибла осенью 41-го в Подмосковье, не доехав до эвакопункта – немецкие бомбардировщики уничтожили готовый к отправке состав и всех, кто в нем находился. Прошло почти три года, а Безуглов так и не оправился, угрюмость стала натурой. Но природная смекалка у мужика работала, со служебными обязанностями справлялся исправно.
Коля Цветков был моложе всех – и, пожалуй, единственный, кому судьба благоволила. Сам из Омска, родня далеко, окончил школу милиции, потом училище НКВД, летом прошлого года переведен из армейского особого отдела в новую структуру, СМЕРШ. Фантазия у парня бурлила, но от земли он не отрывался. За всю войну – легкое ранение в плечо и сломанная рука, причем все зажило как на собаке. Случалось, что он бравировал своей «бессмертностью», но подобные проявления Кольцов строго пресекал, при этом приговаривая, что мертвый герой – это хорошо, но живая «рабочая лошадка» – делу нужнее…
– Николай, скорость сбавь, разогнался. О чем мечтаешь?
– Виноват, исправлюсь, – лейтенант спохватился, стал прерывисто тормозить. Машина перевалила через косогор. Впереди расстилалось поле, за ним – лес, который в связи со вчерашними событиями совершенно не хотелось видеть.
– О девчонках-дешифровальщицах мечтает, о чем же еще? – проворчал Караган, – Левицкого больше нет, можно ухаживать.
– Да иди ты, – буркнул Цветков, – и как язык только повернулся? У нас работы непочатый край, какие тут амуры с лемурами… Я об этом даже и не думал, подумаешь, обмолвился с Танькой парой слов…
– Когда Левицкий не видел, – хмыкнул Караган, – а то бы выписал тебе промеж глаз. Он этих девиц своей собственностью считал – на обеих, видать, жениться собирался. Танька мячик в реку уронила, представляете, товарищ майор? – встрепенулся Караган. – Вот, ей-богу, не вру. Спущенный мяч нашли в школьном хозяйстве, надули и затеяли со Светкой волейбол на Сырце. Они же обе спортсменки, нормы ГТО сдавали по всем категориям. Так наш Коляша, как увидел, живо сапоги скинул, да за мячом поплыл, пока его течением не унесло.
– Ладно, не вгоняй парня в краску, – сказал Павел, – а то завезет не туда.
– Глупости, – фыркнул Цветков, – рано мне еще. И самосад ваш курить, и самогонку пить, и за бабами увиваться. Воевать вот только не рано. Вы знаете, кстати, что Саня не только за Танькой со Светкой ухлестывал? Эти безвредные, незамужние. Помните, к нам вчера подполковник Марычев подходил из политотдела? Мужик серьезный, говорят, опасный, везде врагов видит, с ним лучше не связываться. Так у него «походно-полевая жена» есть, он ее за собой со Смоленщины возит. Так прошел слушок, что Левицкий ухитрился и с ней… ну, понимаете. Сам он, понятно, от всего открещивался – дескать, я не я, и девка не моя, но глазки при этом так плутовато бегали… – Цветков глубоко вздохнул. – Эх, Саня, каким же придурком ты был…
– А что, все нормально, – хохотнул Караган, – плох солдат, не мечтающий переспать с генеральшей.
– Николай, перед лесом останови, – спохватился Кольцов. – Машину в кусты загоним, пешком пойдем. Всем приготовить оружие.
Они шли по лесной дороге, растянувшись в колонну, оружие держали наготове. Здесь были не только осины, попадались молодые ели, невысокие стройные сосны. Пахло хвоей. Дорога вилась по лесу и вскоре выбралась на опушку.
Места были знакомые. Покатый травянистый откос, дорога по полю. Слева за лесом – памятная Жлобинка. Вчера в этот квадрат прибыл мотострелковый батальон, бойцы прочесали местность вплоть до болот, собрали трупы. СМЕРШ работал после них, надеясь, что не все следы затоптали.
Открытый участок оперативники пересекли почти бегом, рассыпавшись по полю, и через пять минут уже осматривали место, где взорвали колонну. Фугасный заряд был зарыт на проезжей части – колонну ждали. Могли использовать огневой шнур, посадив поджигателя в канаве и правильно рассчитав время. Могли применить электродетонатор или механическое воздействие – это не имело значения. Поставленную задачу диверсанты выполнили, это потом все пошло не по плану.
Трупы увезли, но остовы машин остались – их только сдвинули в канаву. Трупы немецких солдат тоже не просматривались, но запах разложения подсказывал, что специальная команда не усердствовала – сбросили тела в канаву и чуть присыпали землей.
Зажимая носы, оперативники блуждали между грудами железа. Кровь была повсюду – застывшая, почерневшая. Обходились без комментариев, что тут скажешь?
– Оттуда они пришли, – Павел кивнул на западный лес.
Снова рассыпались, не задерживаясь на открытом участке. Кое-где сохранились приметы – мятая трава, целые лежанки.
Оперативники осторожно входили в лес, прятались за деревьями. Осинник жил своей жизнью: мелкие пернатые прыгали по веткам, монотонно стучал дятел. Офицеры углубились в заросли, пошли по следам в обратном направлении.
Диверсанты выходили на опушку, рассредоточившись, их было много, и следов они оставили предостаточно. Кое-где виднелись окурки, обломанные ветки. Постепенно, метров через сто, следы сходились – здесь колонна разделилась. Тропа была прилично утоптана, убегала на запад, пропадала за деревьями. Уже ощущался болотистый дух, появились комары.
Через полчаса смершевцы вышли на поляну, там диверсанты, вылезшие из болота, сделали привал. Валялись жердины, обертки от галет, пустые консервные банки. И снова ощущался сладковатый запах, источник которого обнаружили не сразу.
В стороне за кочкой лежало мертвое тело, засыпанное ветками. Принадлежало оно гражданскому лицу – мужчина не первой молодости в расстегнутой фуфайке. Лицо уже покрыли трупные пятна, колом торчала щетина. Ему перерезали горло. В ноздрях копошились черви, матово отливали глаза.
