– Здорово, командир, – прошептал Безуглов, – как-нибудь научите…
– Заткнись, – процедил Павел.
Он припал к стене. Вот отогнулись ветви рябины, нависшие над тропой, показалось пятно. Послышалось сиплое мужское дыхание. Субъект выбрался на открытый участок, стал осматриваться. Майор спрятался. А когда опять заскрипел гравий, повторил попытку. Толком ни лица, ни фигуры не видно – размытая клякса. Но угадывается: одет в армейское обмундирование, на голове пилотка. Значит, представитель младшего или среднего комсостава – офицеры в полевых условиях тоже носят пилотки.
Заскрипело трухлявое дерево – субъект поднимался на крыльцо. Открылась дверь, донеслись глухие голоса. Говорили по-русски: «Привет», «Все спокойно?» Визитер вошел внутрь, заскрежетала рассохшаяся дверь, вставая в пазы. Снова скрежет, теперь металлический – щеколда. Дверь открывалась вовнутрь – небольшое утешение.
Павел поманил сидящего в бурьяне Безуглова. Тот подполз, глаза поблескивали в темноте.
– Дуй за веранду, передай нашим, чтобы ко мне шли – да не шли, а ползли под окнами… Сам возвращайся к веранде, смотри за дверью…
Безуглов кивнул и скользнул на заднюю сторону.
Павел вернулся к крыльцу. В доме глухо беседовали. Шевельнулось что-то справа – выбрались из-за угла Цветков и Караган.
– Ждем, мужики, не маячьте на виду. По сигналу – вперед. Не забывайте, оба нужны живыми…
Какая-то беспросветная черная полоса! Одного следовало брать в переулке на обратном пути, другого – в доме. Но Кольцов боялся распылять силы. В крайнем случае можно взять и одного. Визитер не может сидеть в доме вечно, наверняка скоро уйдет. Павел показал знаками: рассыпаться – одному влево, другому вправо. Караган запнулся обо что-то, глухо охнул, потерял очки, присел на корточки, принялся шарить рукой в траве.
– Тихо… – зашипел Павел.
Дернулась занавеска на окне. Караган уже на корточках перебрался под оконный карниз. Но было поздно. Группу вычислили! Занавеска упала обратно, в доме что-то прокричали. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
Павел вскочил, крякнув с досады, запрыгнул на крыльцо, ударом сапога вышиб дверь. Звякнула щеколда, повисла на косяке. Дверь распахнулась, ударилась о какое-то препятствие, снова захлопнулась. Изнутри прогремели выстрелы, дырявя старые доски. Полетели щепки. Но Кольцов уже ушел с линии огня, прижался к стене.
Вскрикнул Цветков. Что за новости? Нет, все нормально, ногу подвернул, когда от пули увертывался! Привстал Караган у окна, отправил сквозь стекло две пули для острастки, тут же рухнул, покатился, чтобы не попасть под град битого стекла. В ответ прогремели выстрелы, значит, никого не зацепил.
Павел извернулся, стал палить в закрытую дверь, окончательно превращая ее в труху. Вроде застонал там кто-то – дай бог, не «замануха», – он снова отбросил искалеченную дверь ногой, выпустил в темноту остатки обоймы, стремительно перезарядил, кинулся, пригнувшись, в черноту. Где-то шум, грохот, снова звон стекла. Павел запнулся обо что-то мягкое, перепрыгнул, влетел в освещенную керосинкой комнату. Слева разбитое окно, в которое щерилась подслеповатая физиономия Карагана, прямо – распахнутая дверь, видимо, на веранду. Выругался Цветков, бегущий за ним – тоже споткнулся о препятствие, не удержался и упал.
– Холодный прием, – вымученно пошутил капитан.
Павел бросился к двери, произвел в нее два выстрела, влетел на узкую веранду. Там повсюду валялось битое стекло, рама в узкой части вынесена, дверь на улицу закрыта.
Снаружи гремели выстрелы, бились какие-то ведра, тазики. Вот досада! Эту дверь он тоже выбил, спрыгнул на землю. Кто-то убегал, тряслись кусты, хрустнул штакетник, раздавленный сапогами. Павел бросился через поляну, из кустов захлопали выстрелы, заметались вспышки – он покатился по траве. Перевел дыхание, поднялся, чтобы бежать дальше, но запнулся на ровном месте.
Мимо, стреляя на бегу, промчались Караган с Цветковым. Протаранили кустарник. Павел поднялся, сплюнул. Не догонят они никого.
Прихрамывая, вернулся к веранде. Из груды досок и бесполезного инвентаря выбрался Безуглов, застонал, держась за плечо.
– Ты ранен?
– Все в порядке командир, о гвоздь разодрал… Виноват, товарищ майор, не справился… Вы у двери приказали стоять, я и стоял. Вы пальбу затеяли, слышу, на веранду кто-то вылетел. Приготовился, подножку поставить – вы же сказали живым брать… А он, зараза, хитрее оказался. Видно, все понял про засаду. Раму на боковушке вынес, да вместе с ней – на землю. С тыла, в общем, зашел. Пока я поворачивался, он мне ногой по челюсти и бежать. Дальше вы видели…
– Молодец, Безуглов. Скажи ему спасибо, что пулей не угостил.
– Да, уж я его крупно отблагодарю, когда поймаю…
Павел схватился за голову, рухнул на завалинку. Продолжалась полоса неудач, закрадывалось подозрение, что и это еще не конец.
Стрельба в кустах давно затихла. Жители окрестных домов испуганно помалкивали. Лаяла собака – глухо, видимо, не вылезала из конуры. Тряслись ветки – возвращались оперативники. Можно не спрашивать, со щитом или на щите.
– Удрал, товарищ майор, – удрученно доложил Караган. – Он бегает быстрее, чем мы, натаскали в Абвере. А мы только и можем, что очки терять…
Для подобных случаев у Карагана всегда имелась пара запасных. Если запасы истощались, он перевязывал дужки резинкой, и товарищи сдавленно хихикали у него за спиной, что капитана крайне бесило. Где он каждый раз добывал новую «оптику», история умалчивала.
– Хоть заметили, кто такой?
– Мужчина, подвижный, спортивно сложенный, рост средний, стреляет хуже, чем бегает, – сообщил Цветков.
– Замечательно, – восхитился Павел, – по таким приметам любой патруль возьмет его через полчаса.
– А еще мне кажется, это не тот упырь со шрамом, которого я вел до дома, – добавил Николай. – Тот тяжелее был, косолапил.
«Этот в доме валяется, – подумал Павел, – прервал свою доблестную службу».
– Ладно, закончили, – пробормотал он, вставая с завалинки. – Пойдемте, полюбуемся на проделанную работу.
Мертвое тело валялось у входа в сени. Луч света выхватил из темноты скрученное туловище, распахнутый рот с прокуренными зубами, выпученные глаза. Шрам окончательно побелел, сделался выпуклым – словно опарыш дозрел и выбрался на волю.
– Добрый вечер в нашей хате, называется, – фыркнул Безуглов. – Не ожидал, сволочь.
– Это он, товарищ майор, – сказал Цветков, – тот самый тип, что здесь поселился. Он же на КПП выдавал себя за сержанта Ломова. Красноармейскую книжку у покойника взял, там фотография, но в темноте особо не всматривались, да и похожи они отдаленно. Тот документ он, конечно, выбросил или сжег, в Абвере другие подготовили.
– Так обыщите его, хату осмотрите, – проворчал Кольцов.
Он сел на крыльцо, закурил, стараясь не думать, во что на этой войне превратились его легкие. Над частным сектором стояла тишина. Никто не рвался выяснить, что случилось – ни зеваки, ни патруль.
