– Вы хотите сказать, что о пленении сына вы узнали только вчера?
– Да, именно так… Мне и в голову не приходило, что полковник Григорьев может оказаться кем-то другим… Какие документы он мог жечь? У него не было никаких документов, по крайней мере от меня он ничего не получал…
– Заврались вы окончательно, гражданин Серов, – покачал головой следователь. – Ну, что ж, придется восстанавливать вашу память. Скоро вас отвезут в Лаврово, там и продолжим работу. С вашими сообщниками будем разбираться отдельно. Уверен, они многое вспомнят.
– Товарищ полковник, разрешите разобраться с ситуацией? – прошептал Кольцов.
– Майор, отставить… – начальник отдела недовольно запыхтел.
– Товарищ полковник, при всем уважении к вам и официальным приказам… Я вынужден настаивать. Это афера. Вы сами понимаете, что здесь что-то нечисто, признайтесь, Георгий Иванович? Нам потом будет больно и стыдно. Вы ведь тоже недоумеваете в глубине души? И не возражайте, что я должен искать диверсионную группу. Одно другому не мешает. Больше того – это звенья одной цепи. Раскроем заговор против Серова, проявятся и все участники…
– Ладно, действуй, – выдавил из себя полковник. – Но чтобы не бросалось в глаза, и поменьше вредной инициативы…
Оперативники потрясенно молчали. Павел вывалил им все, что слышал. Цветков недоверчиво мотнул головой, стал мизинцем прочищать ухо. Безуглов глубоко затянулся папиросой и закашлялся. Караган гипнотизировал взглядом своего командира – может, подменили?
– Вы думаете, я идиот? – Павел медленно проговаривал слова. – Нет. Идиоты – те, кто уверен в виновности Серова, они привыкли идти путем наименьшего сопротивления.
– Что вы, товарищ майор, – вышел из оцепенения Караган, – мы никогда так не скажем. Надо понимать, вы объявили революцию?
– Контрреволюцию, – поправил Безуглов. – Ползучую, – и покосился на закрытую дверь.
– Да, сегодня самое удачное время упражняться в остроумии, – вздохнул Павел. – Органы не сомневаются в виновности Серова, именно этого от них хотят и немцы.
– Вы считаете, что это немцы подстроили? – осторожно спросил Цветков.
– А ваши головы о чем думают?
– О том, что меньше всего им хочется скатиться с плеч, – кисло пошутил Караган. – Давай уточним, командир. Полковник Григорьев – это точно немецкий лазутчик, офицер Абвера, засланный в наш тыл, чтобы мы своими руками избавились от генерала Серова? Это твоя версия. Версия всех остальных: он появился, чтобы получить от генерала секретные бумаги и смыться обратно.
– Да, это так, – подтвердил Павел. – Вторая версия – ошибочная. Но все подстроили именно под нее. А теперь смотрите. В штабе появляется некий полковник с запоминающейся внешностью, просит встречи с генералом. Фото сына он ему все-таки передает, представившись сотрудником армейской разведки, к которой попала данная газета. Уходя, лазутчик делает все, чтобы вызвать подозрение у окружающих. Он почти демонстративно направляется не в ту сторону. Даже не проверяется, хотя обязан. Ему необходимо, чтобы за ним появился «хвост». Его преследуют, при этом он никого не убивает, хотя может, имея соответствующую подготовку. В таком случае его самого могли убить. Он особо и не старается скрыться – так, для вида. Имея в запасе пару минут, сжигает на поляне заранее подготовленные бумаги – подозреваю, что просто бумаги, и решительно сдается в плен. На допросе долго не запирается – опять же, только для вида. Сообщает, что генерал-майор Серов сотрудничает с Абвером. Вам «мудрости» Геббельса не приходят на ум, товарищи офицеры? Например, «чем чудовищнее ложь, тем охотнее в нее верят»? Григорьев представляет свой визит несколько иначе. В нем по-прежнему фигурирует встреча с глазу на глаз и фотография сына в окружении счастливых немецких солдат. Он знал, что фото генерал не выбросит, будет держать в кабинете.
Теперь что мы имеем? Слово немецкого агента против слова советского генерала. Естественно, органы верят первому. Почему? Так у нас сложилось. Генерал отстранен от должности, брошен за решетку, вместе с ним – близкие к нему офицеры. Соединение парализовано, Абвер празднует победу. О способностях генерала Серова на фронтах боевых действий немцы знают не понаслышке. В этом есть что-то еще… – Павел задумался. – Но с этим ответвлением от главной темы мы пока не разбирались.
– Почему он просто не застрелил генерала, проникнув в его кабинет? – спросил Цветков.
– Гессинг – не смертник, – пожал плечами Павел. – К тому же он должен был сдать оружие дежурному. А в коридоре автоматчики… Нет, не вариант.
– Ага, значит, он не смертник, – как-то неопределенно хмыкнул Караган. – Тогда проясни, командир, еще одну вещь. Допустим, все, что нам подсовывают, – это не правда, а хорошо обработанная правда. Получается, что Гессинг пожертвовал собой – как ни крути, а это так. Сдача с поднятыми руками была запланирована. Зачем ему это нужно, если Гессинг – не смертник? Офицеры его уровня образованны, интеллигентны, не страдают религиозностью и вряд ли обожают фюрера. Зачем ему в плен-то – ради какой высокой цели? Я бы еще понял, если бы тут, на востоке Белоруссии, решалась судьба их Германии. Но нет, она решается не только здесь.
– Давайте рассуждать, – хмыкнул Кольцов. – Понятно, что его не расстреляют. Расстрелять такого ценного пленника может только пьяный необразованный солдат. Посадят в одно из местных СИЗО или еще куда, где есть решетки. Это будет наверняка одиночная камера. Просидит он там не один день – местные органы сначала отработают его по Серову, потом за дело возьмется местная контрразведка – не может не взяться. Он знает, что ей сказать, – при этом не выдав тайн рейха и не схлопотав от оперативников по морде. То есть какое-то время он будет находиться в Старополоцке. Маловероятно, что его сразу повезут в другое место.
– Ну, не повезут, и что с того? – не понял Безуглов.
– Значит, рассчитывает, что его освободят, – сообразил Караган.
– Это как? – не понял Цветков.
– Откуда я знаю как, – рассердился Кольцов. – Абвер не посвящает меня в свои замыслы. Надо разбираться.
– А кто нас учил, что ответ «я не знаю» не является признаком наличия ума? – проворчал Караган и отвернулся.
И снова приходила на ум танковая группировка на другой стороне. Что и когда должно произойти? Дни летят, ничего не происходит, кроме разнузданной деятельности диверсантов в Старополоцке. Несколько артиллерийских дивизионов уже выдвинулись на позиции к северу и югу от Старополоцка, ждут приказа. Неустанно работают сухопутная и авиационная разведки. Прорыв не останется незамеченным. Где смысл? Что упускают из вида контрразведчики?
– Кто-то не разделяет мое мнение относительно Серова?
Оперативники опустили глаза.
– Прости, командир, мы бы рады безоглядно тебе верить… – неуверенно начал Караган, – но, извини, почему со своим мнением… ты один? Народ не глупый – ни в НКВД, ни в ГБ. Да, у Серова было много успешных сражений, он умеет работать головой… Но всегда ли с ним будет удача? А вдруг задом повернется? Разуверился, устал, злоба взяла, старые обиды вспомнились. Ведь комкора не было тогда в столовой, когда народ массово отравился, почему? Он даже ординарца за едой не прислал…
