Задержанный молчал, сверлил глазами майора СМЕРШа. Тот пожал плечами.
– Вы являетесь командиром диверсионной группы, прибывшей в этот город почти неделю назад. Каким путем вы проникли, нам известно. Трое ваших людей уже погибли. Сколько осталось? Пятеро, шестеро? Склад взрывчатки уничтожен, что вы сделаете без него? Иссякла фантазия? Мы поймаем остальных даже без вашей помощи, и все же хотелось бы это сделать быстрее. На КПП вы предъявляли книжку офицера Красной армии, сегодня при вас паспорт гражданина Тарасюка Федора Егоровича, помощника начальника отдела продовольствия городского исполкома. По паспорту у вас прописка в городе Белгород, а согласно вложенному документу вы отправлены из Белгорода в Старополоцк – обеспечивать местную, так сказать, продуктовую безопасность.
Ни один мускул не дрогнул на лице задержанного. Он смотрел прямо, не сводя с Кольцова глаз.
– У меня чирей на носу вырос – вы так старательно пялитесь на меня?
– Может, ему по голове дать? – предложил Безуглов.
– Можно, – согласился Кольцов. – Но этим мы утешим только собственное самолюбие. На взаимопонимание это не повлияет.
– Так хоть самолюбие утешим, – еле слышно прошептал Цветков.
Задержанный не жаловался на слух, презрительно усмехнулся.
– Нам без разницы, Тарасюк так Тарасюк, – пожал плечами Павел. – Важный вопрос, Федор Егорович: вы намерены говорить? Думаете, ваше запирательство повлияет на течение войны? Вы являетесь поклонником фюрера и его шайки?
– Да мне плевать на фюрера… – разлепил губы Тарасюк. – Я вас, сук, ненавижу и убивать буду, пока не сдохну… Чего ты меня тут стращаешь, майор? Да знаешь, где я тебя вертел?
Павел равнодушно пожал плечами. Упрашивать и что-то сулить в планы СМЕРШа не входило. Они теряли время. Кольцов вызвал охрану, вошли два крепких хлопца и вытащили задержанного из камеры. Тот тяжело задышал, с губ потекла слюна.
У ребят из Главного управления госбезопасности к лету 44-го года появилось немало полезных наработок. Наука и медицина на месте не стояли, работали лаборатории, создавались новые виды препаратов в помощь следователям. Отечественные вузы продолжали ковать крепкие кадры – химиков, медиков, психологов. Бесперебойно работала небезызвестная лаборатория Григория Майрановского в Варсонофьевском переулке города Москвы – в качестве живого материала использовались приговоренные к смерти «политические» из расположенной неподалеку тюрьмы НКВД. Многие препараты, прошедшие апробацию, уже направлялись в соответствующие органы к местам применения…
Нужно было подождать какое-то время. Оперативники вышли во двор, закурили, начали дружно зевать – поспать прошедшей ночью удалось урывками, и то не всем. Присутствовать, а тем более участвовать в процедуре Кольцову не хотелось. Не потому, что он хотел остаться чистеньким… хотя и поэтому тоже. Глубоко в душе он подобные методы не приветствовал, хотя и признавал, что порой это единственное, что может принести результат.
Через час они спустились в подвал – как-то робко, словно студенты-первокурсники на первое практическое занятие. Задержанный Тарасюк был привязан к кушетке, как буйный психический больной. Глаза его были закрыты, грудь вздымалась, пот заливал лицо. У двери стояли дюжие помощники – им приказали неотлучно находиться рядом и жестко пресекать все неправомочные действия задержанного.
– Рад вас приветствовать, товарищи офицеры, – вкрадчиво сказал мужчина в белом халате, с мягкими манерами и располагающим лицом, – думал уж, не придете.
– Как успехи, Михаил Львович? – спросил Кольцов. – Клиент не буйствовал?
– Клиент очень беспокойный, – хмыкнул майор медицинской службы Лапковский, имеющий допуск к новейшим препаратам, проходящим под грифом «секретно». – Нам пришлось его развязать, чтобы положить на кушетку. Хорошо, что ребята были рядом, – кивнул он на застывших у порога бойцов из специального подразделения НКВД, – в противном случае я бы мог остаться без челюсти и глаза. Пришлось применить боксерский прием, так сказать…
– Его не раздевали? – Павел окинул взглядом пристегнутую ремнями фигуру.
– Нет, воздержались. В чем был, в том и оставили. Здесь не больница. Итак, к делу, молодые люди. Я ввел пациенту дозированный раствор химического препарата «Нептун‐47». Препарат многоцелевой – все зависит от дозы. В природе, так сказать, это порошкообразное вещество. Добавляется в воду, в водку, в молоко – можно даже в суп. Одна из разработок токсикологической лаборатории Григория Моисеевича, гм… Сознание пациента начинает плыть через семь-восемь минут, разум туманится, движения становятся заторможенными. Возникает в некотором роде эйфория. В таком состоянии человек – беспомощный. Минут через пять начинается сон с галлюцинациями. Собственно, сейчас он и находится в этом сне…
– Минуточку, Михаил Львович. Он что-нибудь говорил после инъекции?
– Он что-то бормотал, скалил зубы, смеялся – таким трескучим смехом. Слова были непереводимы. Родной язык у него, кстати, русский. А что вы хотели от него услышать? После пробуждения произойдет именно то, для чего создавался препарат. Недолгое время – не могу сказать, какое, все зависит от организма – человек не контролирует себя и может ответить на любые вопросы. Будить его нежелательно, должен проснуться сам.
– И когда произойдет это пробуждение? – Павел посмотрел на часы.
– А вот это мне неизвестно, – улыбнулся Лапковский. – Я сделал то, что просили, дальше действуйте сами, молодые люди. Засим вас покидаю.
– Благодарю, Михаил Львович. Бойцы, подождите в коридоре.
Охранники покинули помещение вслед за Лапковским.
Происходящее дальше было непредсказуемо. Тарасюк очнулся минут через пятнадцать. Он тяжело дышал, обводил пространство мутным взором. Организм сопротивлялся препарату – это было видно невооруженным глазом. Он знал про штучки НКВД. Тарасюк бледнел, потом багровел. Иногда расслаблялся, чмокал губами, беспричинно хихикал. Он не узнавал людей, склонившихся над ним.
Павел внятно и лаконично задавал вопросы: кто оставшиеся члены группы? С какой целью расшатывается ситуация в Старополоцке? Какое к этому отношение имеет танковая группа, собранная за линией фронта? Он допускал, что ответа на многие вопросы Тарасюк не знает, но продолжал их задавать.
Арестант бормотал какую-то ахинею, иногда срывался на крик. То звал маму, то выкрикивал здравицы Адольфу Гитлеру, великой Германии и всему стоящему за ней «прогрессивному человечеству». То поносил бранными словами большевиков, евреев и самое передовое в мире государство. Снова сбивался на лепет, умолял кого-то его простить. Вопросы вбивались в голову, как гвозди. «Галущаны… – бормотал Тарасюк. – Это все Галущаны…»
В бреду он упоминал фамилии – майор Альфшмайер, оберст Зенке, собрат по оружию Василий Майоров. Всплывало в непонятном контексте структурное подразделение «Земан» абверштелле «Зенландия»; срочный вызов в Берлин оберст-лейтенанта Курта Весселя – командующего немецкой группировкой на этом участке фронта. Построение выпускников абверштелле, постановка особо важной задачи…
