И в этот момент он его увидел — контрастно, выпукло! Офицер одет в пятнистый десантный комбинезон с капюшоном, на груди разгрузочный жилет, на голове фуражка, в руках «МР-40», а на боку еще и кобура! Он выскакивает из кустов, орет на подчиненных ему десантников, шарахается от очереди, выпущенной Березиным. А Олег сидит в кабине грузовика, стоящего на проселочной дороге, тарахтит и взбрыкивает поврежденный двигатель…
Он вспомнил! Прошлое поросло быльем, сделалось мутным, неотчетливым. Середина сентября 1941-го, немцы захватывают пригороды Ленинграда, гонят Красную Армию к городу. Тех, кто не успел отступить, берут в кольцо.
Грузовик с ценностями, вывезенными из Аннинского дворца под Никольском. Фашистские парашютисты в небе… Этот офицер командовал немецким десантом. Тогда погибли семь человек, включая капитана Клыкова, самого Березина тяжело ранило. Машину утопить не удалось, гитлеровцы вывезли ценный груз, пока Березин валялся без сознания. Добрые люди вывезли его в Ленинград, он два месяца валялся в госпитале на улице Жуковского, пока фашисты замыкали кольцо вокруг города…
Он вынул очередную папиросу, долго разминал ее. Что делать с этими воспоминаниями? Немец в 1941-м обыграл его, перегрузил ценности в машину, вывез к своим. А может, просто дождался, пока свои придут. Сдал добычу, получил благодарность, Железный крест… или какие там кресты они получают? И где сейчас эти ценные экспонаты Аннинского музея? В частных коллекциях фашистских бонз? Продали, а деньги пустили на поддержку чахнущей армии?
В этом не было смысла. Поборники «нового порядка» грабили везде: в Павловске, в Пушкине, в Петергофе. Разграбили Екатерининский дворец, сровняли с землей Павловский, вывезли в неизвестном направлении Янтарную комнату… Все это кануло в Лету, пропало — не найти. Вроде все ясно. Но что-то не давало покоя…
— Снова вы? — удивился дежурный майор.
— Вторично приветствую, — согласился Березин. — Телефоном позволите воспользоваться?
— Что-то забыл, майор? — проворчал на том конце провода полковник Сухов. — Понимаю, память у тебя ни к черту, но все-таки старайся быть собранным.
— Память подводит, Павел Ильич, — признался Березин. — Вы просто выслушайте, а потом решайте, стоит ли предпринимать какие-то действия.
Березин рассказывал минуты три. Короче не получилось. Все, что помнил, а события той смутной осени всплывали в памяти фрагментами, их окутывал туман.
— И тебя не взгрели за проваленную операцию? — удивился полковник.
— Фактически командовал нашей группой капитан госбезопасности Клыков, — объяснил Олег, — я был у него заместителем. Клыков погиб, когда мы попали в засаду. Мы действовали строго по плану: прибыли на место так быстро, как могли. Выехали из дворца без задержки. Предугадать прорыв фашистов к Никольску мы не могли. Подозреваю, что десант был не случаен, хотя, кто его знает — трудно заранее рассчитать встречу с колонной машин в заданной точке. В тех условиях мы сделали все, что могли. Струсил только Демочкин — Клыков лично его пристрелил. Мы оказались в тупике, понимаете? Утопить машину не представлялось возможным. Я целую вечность провалялся в госпитале. Мое руководство погибло в полном составе. Своему новому начальству я докладывал об этой истории. Но последствий не было, просто отмахнулись, тогда каждый сотрудник был на счету. Еще пошутили: после победы, мол, с тобой разберемся. Повторяю, товарищ полковник, так сложились обстоятельства. Задумай я что-то скрыть или выгородить себя — стал бы сейчас об этом рассказывать?
— Да уж, история занятная, — хмыкнул Сухов. — Но ты даже не знаешь, что вывозил. И представляешь, где сейчас этот груз?
— Да, товарищ полковник, отчетливо представляю. На той территории, куда еще не ступала нога советского солдата. И все же, Павел Ильич…
— Намекаешь, что именно сегодня ты не перегружен делами? — догадался Сухов. — Хорошо, разрешаю допросить этого субъекта. Дай-ка мне дежурного…
Пленный офицер вошел в комнату для допросов с гордо поднятой головой. Губы брезгливо поджаты, на лице маска полного пренебрежения к своей судьбе. Подобной публики Березин повидал достаточно — это люди из другого теста, у них мозги устроены иначе, и право на существование они оставляют только своей расе, причем верят искренне, что это правильно.
В глазах офицера мелькнула досада: опять этот тип. Тогда в камере пялился, теперь на допрос вызвал… Он не узнал Березина, это точно. В 1941-м в лесу мог и не разглядеть.
— Присаживайтесь, — предложил Олег на сносном немецком.
Пленный сел. Не сказать, что он чувствовал себя раскованно, но серьезных неудобств не испытывал. Пугать такого расстрелом — дохлый номер.
— Моя фамилия Березин, я сотрудник контрразведки СМЕРШ, — представился Олег. — Назовите себя. Насколько понимаю, мы в одном звании, трудностей в общении быть не должно.
— Пауль Штайгер, майор вермахта, — сообщил немец. — Что вы от меня хотите, майор? Вы с таким интересом меня разглядывали, словно мы с вами тысячу лет знакомы. Я впервые вас вижу…
Березин сделал запись в бланке допроса. Ему эта бумажка была не нужна, но видимость официального допроса стоило соблюсти. Немец спокойно наблюдал за бегающим по листу карандашом.
— Вы пехотный офицер? — уточнил Березин.
— Специальное подразделение 34-й пехотной дивизии для выполнения особо важных заданий. Я командовал батальоном.
«Подрос с 1941 года, — мысленно отметил Олег, — хотя этот рост трудно назвать головокружительным».
— Понятно, — кивнул Березин. — Заброска в тыл советских войск, вывод из строя объектов инфраструктуры, уничтожение штабов, колонн, командных пунктов, узлов связи…
— Да, я служил своей стране, — не без пафоса возвестил Штайгер. — Давал присягу фюреру и выполнял свой долг… так же, как и вы. Что вы хотите? Я не являюсь носителем каких-либо секретов и на допросах уже все рассказал. Я никогда не имел отношения к СС, не состоял в НСДАП, не уничтожал гражданские объекты и не воевал с мирным населением. Это не мой профиль. И мне безразлично, верите вы мне или нет.
— Мне тоже безразлично, чем вы занимались и причастны ли к военным преступлениям, — сказал Олег, — меня не волнует ваша подноготная, где и когда вы родились, сколько у вас детей и на каком из жизненных этапов вы так низко пали. Я не требую от вас раскрыть военную тайну, согласиться на сотрудничество с советскими органами и тому подобное. Вы не являетесь офицером разведки, едва ли были допущены к секретным документам и вряд ли посвящены в тайны рейха. Меня интересует только один эпизод вашей военной биографии. Вы не омрачите себя позором, если чистосердечно расскажете о нем. Вам незнакомо мое лицо?
Пленник какое-то время колебался.
— Нет… По-моему, нет… Вы меня интригуете, майор.
— 17 сентября 1941 года, Ленинградская область, территория севернее населенного пункта Никольск. Вы командовали взводом парашютистов, выброшенных в безлюдную лесистую местность. Вы перекрыли дорогу колонне из двух грузовых автомобилей. Сопровождающие колонны вступили с вами в бой, попытались уйти. Вы настигли их на берегу водоема…
