— Не Вишневский?
— Нет, исключено. — Олег мотнул головой. — Вишневский не мог здесь оказаться…
— Тихо, Олег Иванович… — Замятин вдруг схватил его за рукав, затаил дыхание.
Это было что-то новенькое. Нарастал гул, подрагивал пол под ногами — словно назревало землетрясение, или прямо над дворцом на низкой высоте шла эскадрилья бомбардировщиков. Сухо стало в горле, тело одеревенело. Мозги еще не включились, но страх был тут как тут — пещерный, панический. Потом что-то затрещало, посыпалось — звуки были глухие — это происходило на улице. Снова мощный треск, грохот, вздрогнула земля. Заскрипела груда обломков, перекрывшая проход в катакомбы, заходила ходуном, из нее стали вываливаться камни. Заскрежетали перекрытия провисшего потолка, пыль ударила в лицо, как орудийный залп!
Замятин вскрикнул, потянул Березина к лестнице. Тот опомнился, двинулся следом. Они не понимали, что происходит! Бомбежка? Да ну, где война-то? С потолка что-то сыпалось, уплотняя завал, делая проход еще у´же. Офицеры уже карабкались по лестнице, кашляли в клубах пыли. Замятин споткнулся, ушиб колено, Олег схватил его за шиворот, успел сунуть фонарь за пазуху, пистолет — в боковой карман…
Он первым вывалился в коридор, потянул за руку Замятина. Грохот прекратился, но возбуждение еще оставалось. Они промчались мимо первой подвальной лестницы, выпрыгнули в Бальный зал. Олег поскользнулся на листе железа, Замятин толкнул его в спину.
Как ошпаренные, они вылетели во двор, скатились с лестницы. Женщины уже были здесь — успели выскочить раньше. Они жались в кучку, с ужасом смотрели куда-то в сторону. Матерился впечатлительный Кулич.
А посмотреть было на что. Восточное крыло дворца затянуло густой пылью. То, что не упало в период оккупации, рухнуло сейчас! Кровля восточного портика и раньше держалась на честном слове. Три колонны из шести валялись на земле, напоминая сломанные толстые карандаши. Остальные были изъедены трещинами. Сказалась усталость строительного материала, это рано или поздно должно было случиться — под гнетом массивной крыши колонны переломились, одна рассыпалась на множество обломков, и крыша, потеряв опору, грохнулась наземь…
По счастью, там не было людей. Опасный участок был огорожен — и не зря. Серая завеса строительной пыли долго висела в воздухе, потом начала понемногу рассеиваться. Взорам потрясенных людей предстало удручающее зрелище. Некогда величественный портик превратился в гору мусора. Солидная часть дворца просто перестала существовать. Из горы торчали обломки колонн с зазубренными капителями, фрагменты скульптурных композиций.
— Боже мой, — потрясенно пробормотала директриса, — что же за день такой…
— А я говорил, — пихнул майора в бок Замятин, — обязательно случится еще что-то. А вы: не каркай, не каркай.
— Вот и докаркался, — буркнул Березин.
— Это должно было произойти, Марианна Симоновна, — тихо сказала Юлия, — пусть не сегодня — через месяц, через полгода. Восстановить эту часть здания все равно невозможно, ее пришлось бы сносить, а потом отстраивать заново… Остается только радоваться, что никто не пострадал…
— Это знак, — потрясенно шептала Зинаида Ивановна, — небо подает нам знак… Должно произойти что-то ужасное, нас к этому готовят…
— Ах, не говорите мистической ерунды, Зинаида Ивановна, — рассердилась директриса. — Это никакой не знак, а всего лишь страшная примета войны. Мы трудимся в аварийном здании, забыли? Хватит стоять и глазеть, товарищи. Давайте работать, в конце концов.
— То есть урок не впрок, Марианна Симоновна? — усмехнулся Олег. — Вы предлагаете довести дело до полного абсурда и дождаться, пока кого-нибудь действительно накроет?
— Ах, не преувеличивайте, товарищ майор, — раздраженно отмахнулась Тимашевская. — Часть здания, где мы находимся, стоит крепко и никуда не денется. Специалисты по сейсмологии это подтвердили еще в марте. Требуется землетрясение в восемь баллов, чтобы его повалить, а такого в наших северных краях не бывает.
Офицеры с опаской входили в здание, перебирались через развалы мусора. В подвале перед ними предстала неутешительная картина. Стены с потолком пока держались, но завал уплотнился, теперь он начинался почти от лестницы.
— Вот придут наши приятели и так обрадуются… — прокомментировал Замятин. — Все, что они разгребли, — насмарку, можно заново начинать.
— И нам, кстати, тоже, — уныло заметил Олег. — Все, пойдем, не могу я на это смотреть. С другого конца работать надо.
Через полчаса на территорию объекта культурно-исторического наследия въехал старый «Фольксваген» с оперативниками уголовного розыска. Аничкин и Муховец вышли из машины и с любопытством уставились на свежую груду строительного мусора.
— А вчера так было? — недоверчиво спросил Муховец.
— Не было, — проворчал Замятин. — Вы по делу, мужики, или на шум?
Сыщики прибыли с докладом. Потрясающих откровений не было, но любая работа требует отчета. Три мертвеца (тогда еще живые и скромные люди) проживали на съемной хате в Бочарном переулке, что в трех минутах ходьбы от райотдела. «Обычная история, — посетовал Аничкин, — хочешь спрятаться от милиции — поселись у нее под носом».
По фотографиям фигурантов опознала торговка на базаре — соседка некой тети Клавы, которая приютила троицу. Мол, видела из окна, как эти ребята утром уходят, а вечером возвращаются (впрочем, не всегда).
К тете Клаве сыщики прибыли всем кагалом, с суровыми лицами, размахивая удостоверениями. Дама оробела. Она была не первой молодости, лет под семьдесят, здоровьем похвастаться не могла. Все рассказала, как на духу: заплатили хорошие деньги, представились сотрудниками госбезопасности, выполняющими важную работу, и даже показывали документы, но женщина не всматривалась. Если тетя Клава будет распространяться о своих квартирантах, то немедленно загремит по статье. А у той вся родня мотает сроки в заснеженной Сибири, поэтому и держала рот на замке. Проживает у оврага, с краю, жилье уединенное, если кто и подглядит, то разве что соседка… Жили примерно неделю, выполняя свои «важные правительственные задания», а потом исчезли, только вещи после них остались. Сыщики устроили обыск на съемной хате, но обнаружили лишь одежду, курево, кое-что из бытовой мелочи — ничего серьезного. С квартирантами хозяйка не общалась, держалась от них подальше, даже не готовила — сами еду добывали…
— Других зацепок пока нет, — удрученно подытожил Аничкин, — как появятся, обязательно доложим.
По Вишневскому тоже ничего выдающегося. Ни родни, ни соседей — никого не осталось. Сам с Урала, прибыл в область в конце 1940-го. Отыскали бывшую сожительницу, та рассказала, что человек был спокойный, не злой, но себе на уме. Рассказывал, что до войны заведовал хозяйственной частью крупного учебного заведения, всегда был на хорошем счету. Как оказался «при дворце» — история темная, но хватка у человека была. Трудился много, постоянно отсутствовал, в армию не взяли — она уж не помнит, по какой причине. Бесследно исчез в тот день, когда немцы вошли в Никольск. До этого отсутствовал почти двое суток, потом явился — весь бледный, напряженный, быстро поел, передохнул и снова убежал…
