Во рту у нее пересохло. Как даже самые невинные слова в его устах становились зловещими?
Она попыталась ему подыграть.
– Я боюсь, что вы обидите Веронику, – спокойно признала она.
Его гранитная челюсть и сжимающие ее руку пальцы слегка расслабились.
– Разве вы не боитесь, что я обижу… вас?
Ну… ее он уже обидел.
– Капитан, говорю вам, я вас совершенно не понимаю.
Рост Монкриффа тоже вынуждал его, входя в каюту, наклоняться в дверном проеме. Он сунул свои длинные руки в роскошную изумрудно-зеленую бархатную куртку с черным шелковым воротником.
– Поправьте меня, если я не прав, но не мы ли тратим столько времени и сил, стараясь избегать государственных учреждений?
– В общем, ты прав, – лениво согласился Грач.
– Брак станет вторым из них, в которое вы добровольно вступили впервые за столь долгое время. Честно говоря, я бы предпочел оказаться в Ньюгейте. Легче сбежать, если вы понимаете, о чем я. – Он ехидно подмигнул Веронике, будто посвященной в некую тонкую шутку.
Вероника моргнула один раз. Второй. Уставясь на него, как будто он говорил на языке никогда прежде неслыханном ею.
Может, Лорелее мешало соображать тепло грубой руки, сжимавшей ее руку, однако она не сразу поняла смысл непристойного замечания Монкриффа в адрес еще не пришедшей в себя недавней вдовы.
Бракосочетание? Свадьба? Что именно сказал Грач, когда вошел? Она настолько погрузилась в анализ различий между ее Эшем и стоявшим перед нею пиратом, что его слов и в самом деле не запомнила.
«Какая удача, что вы уже в свадебном платье».
Ее сердце бешено забилось и замерло, а нервы загудели от страха и тревоги.
О боже. Не хочет ли он?..
– Что, во имя всего святого, ты нацепил? Зеленый бархат? – крючковатый аристократический нос Грача сморщился от отвращения. Как ни странно, это было самым бурным проявлением эмоций за все время этого сурового испытания.
– Вам не нравится? – Монкрифф широко развел руки и выпятил и без того мускулистую грудь. – Купил его у торговца на турецком базаре. Он сказал, что цвет бесподобный, но он не мог его продать, поскольку тот «чертовски ярок для бархата». Миледи, простите за его французский. – В любой другой ситуации осветившая его красивое лицо игривая улыбка, которой он одарил Веронику, сразила бы наповал. – Я надел это специально, подбирая под цвет ваших глаз.
Лорелея стиснула зубы. Как в такой момент можно флиртовать?
Вероника с отвращением от него отвернулась, но ее бледные щеки, казалось, снова разрумянились. И даже очень сильно.
– Не найду Библию.
Монкрифф невозмутимо сунул руку за спину, доставая из-за пояса брюк книгу.
– Однако на самом деле я, когда конфисковал с койки Монтеза «Энциклопедию Адмиралтейства и Морского права» Хорнбрука, сразу подумал, что это может пригодиться.
Кто-нибудь изящнее Монкриффа не удержал бы открытый фолиант одной рукой. Однако в экипаже «Дьявольской Панихиды» Лорелея других не видела, так что нанимать изящных было не в обычае Грача. Чудовищный акцент и приветливый нрав Монкриффа пугающе контрастировали с огромным ростом.
Когда Монкрифф перевернул страницу, в свете фонарей блеснуло несколько дорогих колец.
– Вы не должны вожделеть, изменять, прелюбодействовать, красть, убивать и так далее. В основном все то же самое, что и в Священном Писании, только с незначительной добавкой навигационных терминов. По-моему, законов из этой книги мы нарушаем столько же, сколько из любой другой. Хотя отсюда напрашивается вопрос, кого вы боитесь больше – Бога или британский Королевский флот?
– Никого, – отрезал Грач. – Давайте с этим покончим.
– Покончим с чем?! – воскликнула Лорелея. Но прежде чем эти слова сорвались с ее губ, она догадалась, о чем они говорят. Но она не верила, что это происходит всерьез. Этого не может быть, убеждала она себя, видимо, она что-то не так понимает.
– Все в полном порядке.
Книга захлопнулась с таким треском, что обе женщины подпрыгнули, а Монкрифф состроил торжественно-серьезную мину, которую подпортило лишь неизменное озорство во взоре.
Лорелею охватила паника, у нее даже потемнело в глазах. Она потянулась к стоявшему у стола стулу, казалось, привинченному к полу. Трон Грача, поняла она. Темный бархат, настолько темно-синий, что в ярком свете мог показаться фиолетовым. Она ухватилась за какой-то резной столб.
– Вы не всерьез! – закричала она. – Эш, прекратите это. Скажите, что происходит!
Он медленно, демонстративно наклонился к ней, пока его жестокий лик не приблизился настолько, что она ощутила на себе его дыхание. С этого расстояния она могла видеть каждую линию тонкой сетки шрамов у него на подбородке и шее, в свете фонаря различить глянцевый блеск старых ожогов от щелочи, заметить бледнеющие на загорелой коже следы шрамов.
Он него пахло ветром и солью.
– Еще раз назовете меня Эш, и последствия вам не понравятся. Ибо его больше не существует.
Нет. Это существо изо льда и тьмы не Эш. Куда подевалась его настороженная бдительность? Его благодарное молчание? И его нерешительное, но почтительное обожание. Вместо этого перед ней возвышалось существо непреложной власти, утверждавшееся бесчеловечным грабительством и безжалостной дисциплиной.
– Тогда… Кто вы? – прошептала она. Гулкий стук сердца отдавался, казалось, во всем теле.
Он выпрямился в полный огромный рост, и кривая ухмылка проложила глубокую складку у твердых губ.
– Понятия не имею, – загадочно ответил он. – И какое это имеет значение?
Когда он кивнул Монкриффу, Лорелея увидела на его подбородке знакомую ямочку.
Она осмотрела его лицо глазами четырнадцатилетней девочки, когда-то его любившей. Многие его черты не изменились. Пышные и настолько черные волосы, что на свету отдавали синевой. За двадцать лет их корни и вечернюю щетину на челюсти тронуло серебро. Кожа в морщинках у глаз была бледна, как у мальчишки. И та же, что у Эша, сардоническая складка между темных бровей. Безошибочно узнаваемая узкая верхняя губа, уравновешиваемая полнотой нижней.
Эти губы когда-то ее целовали. Она тосковала по ним всю пустую бездну времени между этими мгновениями.
Теперь она их боялась. Боялась его.
От горя у нее едва не подкосились колени. Откуда-то она всегда знала, что взрослым мужчиной он объявится. Ей просто хотелось думать, что свою забытую жизнь он прожил в другом месте. Что он был счастлив.
Иначе почему не пришел за ней?
Только когда Монкрифф театрально откашлялся, прочищая горло, она поняла, что означал кивок Грача.
Монкрифф открыл книгу на случайной странице и сделал вид, что читает.
