Лорелея ему поверила. И все же… Ей очень хотелось ее услышать. Хотелось знать. Чтобы понять. Но хотелось ли ей видеть те муки, с которыми погибал Эш?
Вовсе нет.
– Подойдите сюда, – приказал он. – Я хочу, чтобы вы потерли мне спину.
– Но я… я еще не позавтракала.
– Позавтракали.
Она хотела бы с ним поспорить, но глянула на свою пустую тарелку.
– Вы сдержите слово? – посреди пышной роскоши его каюты резко раскатился голос. – Вы обещали мне все.
И он ей напоминал.
Вздохнув, Лорелея отодвинула стул и встала. Она подошла к нему осторожно, точно так же, как к тем раненым диким животным, и за его поведением скрывалось столько же смертоносной свирепости.
Ей ведь хотелось провести пальцами по его крылатым татуировкам?
У нее был шанс.
Закатав рукава, она уселась сзади него на бортик ванны, взяла мыло и принялась излишне щедро намыливать мочалку, прежде чем прикоснуться к его спине.
От страха пальцы у нее похолодели, и тепло его разгоряченной водой кожи мгновенно проникло сквозь ладонь и поднялось по руке. Она оказалась права, он был тверд, как камень, и гладок, как мрамор. Прикосновения казались и знакомыми, и чужими. Раньше, давным-давно, она его уже мыла. Проводила пальцами по этим же длинным красивым мышцам. Иногда ее пальцы натыкались на выступ под рисунком. Она понимала, что это шрамы. Раны. Его покрывали чернила и время. Изранен он был как мальчик, но не сильнее. Раны были везде. Мелкие и широкие, длинные и глубокие.
Кто его так? Кто посмел?
Мортимер?
– Герои и злодеи… – размышлял Грач, в его и без того пронзительном голосе появилась хрипотца. – Следует ли сортировать людей именно так? В животном мире нет ни тех, ни других. Есть только те, кто ест, и те, кого едят. Сильные пожирают слабых. Таков порядок вещей. Ты приспосабливаешься и выживаешь… Или умираешь.
– Да, – уступила Лорелея. – Но вы не зверь.
– Я не зверь? – Его подбородок коснулся блестящего плеча. – Это самый милый комплимент, которого я удостоился за долгие годы.
– Я имею в виду, что вы человек.
Комплиментов ему она говорить не собиралась. Или собиралась?
– Кое-кто считает, что человек – это высшая форма животного. Царь зверей.
– Вы, конечно, хищник, – обвинительным тоном промолвила она. – А я стану вашей невольной добычей.
– Считайте так, если вам нравится. – Он снова посмотрел вперед, и его челюсть сжалась. – Я завоеватель. Вы – трофей. Трофей достается победителю. Вы, прожившая всю жизнь среди диких животных, должны это понимать. Сколько зверей, взяв своих самок, просят у них прощения? Лорелея, что происходит, когда могущественный самец хочет самку? Соблазняет ее цветами, поэзией и красивыми манерами? Она смотрит на богатство и знатность рода? Нет. Самец сражается со всеми, кто ее хочет, побеждает их, если надо, убивает. Вслед за тем предъявляет на нее права. И она ему уступает, потому что он показал себя сильнейшим. Способным защитить ее и их потомство. Такова жизнь в дикой природе и наша с вами.
Мочалка выскользнула из дрожащих пальцев Лорелеи и медленно погрузилась в непрозрачную воду. Она была рада, что он не оглянулся и не мог видеть, как трясется у нее подбородок. Или дрожат бедра.
– Так не должно быть, – осмелилась возразить она.
Он повернулся всем телом, чтобы пронзить ее холодным взглядом.
– Но так есть. Я надеялся, что вы поймете.
Ее боль усилилась, и она ненавидела покатившуюся по ее щеке слезу.
– Как девушка, я думала… я знала… Эш был мужчиной, которому я хотела, достигнув совершеннолетия, стать женой. В конце концов я возненавижу себя за это, если вы причините мне боль. Будете обращаться со мной так же, как Мортимер с Вероникой. Я никогда не думала, что через много лет вы причините мне такую боль…
– Не причиню! – яростно прошипел он. – Не смейте сравнивать меня с ним!
Грач резко закрыл рот, словно эта вспышка удивила даже его. Нахмурившись, он, казалось, долго что-то обдумывал. Так долго, что нервы у нее напряглись до предела.
– О чем вы? – спросила она. – Вы имеете в виду, что не потребуете от меня… чтобы мы… чтобы я вступила с вами в брачные отношения…
Господи, она покраснела так, что жар румянца мог спалить ее.
– О, мы вступим, – поклялся он, и в глубине этих темных злых глаз засветилась идея. – Но что, если я предложу вам отсрочку? Слово пирата.
– А пираты умеют держать слово? – выдохнула она.
– Вот и посмотрим.
Ей стало интересно, почему он так переменился?
– Каковы ваши условия? – «Каковы его намерения?»
Ее вопрос, казалось, его приободрил.
– Я не возьму вас. Не силой. Не раньше, чем вы попросите.
Что? Учитывая то, как он себя вел с тех пор, как вернулся за ней, это бессмыслица.
– Не понимаю.
– Не понимаете? – поддразнил пират. – Вы всегда были девушкой любопытной. Не думаю, что вы изменились. Если вместо того, чтобы добиваться вас, я предложу в ваше распоряжение свое тело?
У Лорелеи вдруг пересохло во рту, и она встала.
– Что, если я не хочу?
Крылья согнулись, он повернулся и встал перед ней во весь рост. В блеске солнечного света его кожа напоминала расплавленное золото, разлитое поверх холодной закаленной стали груди. Бугры плеч перетекали в завораживающие холмы бицепсов, сужаясь до жилистых предплечий с толстыми венами.
Лорелея старалась не позволить взгляду спуститься по жестким бороздам его мышц прямо к худым бедрам и его…
«Ой!» Она резко зажмурилась. За двадцать лет он определенно вырос вместе со всем его телом.
– Скажите мне, что не хотите, и я скажу вам, что вы лжете.
Она открыла рот возразить, но не смогла произнести ни слова.
– Вы можете то, за одну попытку чего любого другого ждала бы страшная и мучительная смерть.
– Что именно? – моргнула она, решительно глядя прямо ему в глаза и не опуская взора.
– Взять меня. – Он поднял руки, воздев их словно в языческом жертвоприношении. – Лорелея, обнимите меня. Я в вашем распоряжении. Я отдаюсь вам. Секите меня, связывайте меня, мучайте меня, унижайте меня. Я исполню любое ваше желание. Все, что придет вам в голову.
Улыбка, впервые за все время их знакомства, растянула его чертовски чувственные губы. Акулья, деланая и соблазнительная улыбка.
– За дверью я капитан и король. В этой каюте вы повелеваете мной. Командуете мной.
Они встретились глазами, и там, где раньше ей виделась лишь пустота, теперь чудилась благоприятная возможность. И еще что-то. Что-то… что она когда-то называла бы страстным желанием.
