Она встала рядом с ним, глядя в то же окно.
Близко. Она была слишком близко. Он чувствовал запах моря в ее волосах и исходящий от ее теплой кожи аромат сиреневого мыла, которым она мылась сегодня утром.
У него свело челюсти.
– Я прихожу сюда все время, – призналась она. – Я смотрю на горизонт и понимаю, почему люди считали, что за морем край света. Думаю, я знала, что ты где-то там. Что нас разделил океан. Ты чувствовал это издалека в моем сердце.
Сдерживаемая тоска в ее голосе пронзила его, но Грач продолжал смотреть на темную воду, веточки и ветви.
Ее плечо коснулось его руки.
– Море зовет мужчину, или как принято еще говорить. Интересно, может ли он не отозваться?
– У меня не было выбора. – Губы у него едва шевелились, но горькие слова пронзили воздух как лезвия.
– Знаю. – Лорелея положила голову ему на плечо. – Я всегда спрашивала себя, почему нечто столь непостижимо большое, столь смертоносное, столь враждебное человеку может отнять у нас то, кто мы есть. То, что мы любим. Ту землю, на которую мы опираемся. – Она подняла свою золотую голову, чтобы взглянуть на него, и ее взгляд был похож на первое рассветное тепло. – Как храбры вы, мужчины, связывающие свою жизнь с морем.
Храбрость тут ни при чем.
– Несколько лет назад я встретил в Танзании святого человека. Его люди считают, что мы все были морскими существами. В один прекрасный день мы, стремясь выжить, вышли на сушу, но это было не так давно. Он утверждает, что когда море зовет нас, оно зовет нас не прочь из дома, оно зовет нас домой. В тот дом, в который мы никогда не сможем вернуться.
– Мне это нравится, – прошептала она. – Зов домой – самый мощный.
Он не мог не согласиться.
Вытянув руку, Лорелея прижала ладонь к окну, где в отдалении простым пятном виднелся остров Терси.
– Как ты думаешь, вы найдете клад Клавдия прежде, чем вас обнаружат?
Он неопределенно пожал плечами.
– Дориан – граф. Он имеет большое влияние, а я всегда перехитрю, опережу или одолею любого, кто попытается остановить или подчинить меня. С Монкриффом и моей командой, а также с Дорианом и его людьми мы сможем без труда найти и вывезти сокровища.
Тень пробежала по ее тонкому лицу, как будто Лорелея мучительно пыталась что-то вспомнить. Повернувшись к нему, она спросила:
– Этот Монкрифф… ты ему доверяешь?
– Доверие для дураков, – отрезал Грач. – Недостаточно для построения партнерства. Но можно положиться на взаимный личный интерес. Жадность других меня никогда не подводила.
Он хотел стереть морщинки беспокойства с ее лба, когда она ему моргнула.
– Как мрачно.
– Это не мрачность, это реализм. В жизни все именно так.
Он тронул ее взглядом всюду, где хотели руки.
– Вот какой я. – Он предупреждал ее. Предостерегал, что близок к тому, чтобы сорваться. Не мог ее не тронуть.
– Люди меняются, – осмелилась произнести Лорелея.
Надежда в ее пристальном взгляде вызвала привкус горечи у него во рту.
– Лорелея, меняются не люди, только обстоятельства.
– Ты изменился, – настаивала она. – Потому что измениться тебя заставили обстоятельства. Разве это не означает, что ты снова мог бы стать тем, кем ты когда-то был?
– Ты на самом деле в это веришь?
– Время – великий целитель, или как там говорят, – криво улыбнулась она. – Я в тебя верю. Ты не веришь в меня?
Он не знал, как ответить на ее вопрос. Не мог заставить себя сказать ей, что она не должна в него верить и что он не может позволить себе верить или даже просто на что-то надеяться.
– Меня просили поверить многому… – начал он. – Слову человека. Его обещанию. Его Богу. На небесах и в аду. – Он на шаг отступил от окна, подальше от ее манящего аромата и губ сирены. – О рае не знаю, но ад существует. Бо́льшую часть своей жизни я провел в нем. – Он проигнорировал ее горестный вздох. – Но пройдя через все это… Через все, что со мной сделали, я всегда верил только в одно.
– Во что? – прошептала она.
– Что солнце будет садиться на западе и что я приду за тобой.
Ее лицо сделалось таким мучительно милым, что ему пришлось отвести взгляд или признать себя побежденным.
Она потянулась к нему, и он отступил дальше, положив на нее руку.
– Будь моей. – Его голос звучал хрипло и грубо, даже для его собственных ушей, но стремление услышать ее ответ заставило его выйти за пределы рациональности. – Отдайся мне.
Она посмотрела на него так, будто он сошел с ума.
– Но я уже отдалась. Трижды, если быть точной. Я пытаюсь отдаться еще раз, но ты отстраняешься.
– Не телом, черт возьми! – Он запутался. Может, если бы она не стояла так близко или не казалась такой желанной… Возможно, будь они в другой комнате. Той, что не вызывала счастливых воспоминаний, единственных в его беспощадной жизни. – Лорелея, будь моей женой, – выпалил он. – Без всякого… принуждения. Или силы. Или страха. Просто… согласись быть моей.
Боже, это была самая большая нелепость, которую он когда-либо произносил вслух. Его кожа была одновременно горячей и бледной. Он задыхался как от безрассудства, так и от отчаяния.
– Если я смогу называть тебя Эш, тогда зови меня своей женой, – с торжествующей улыбкой поставила условие Лорелея.
– Это не торговая сделка! – возмутился он.
Она подняла брови.
– Неужели?
Грач долго смотрел на нее, прежде чем смог произнести ответ. Он хотел снять свои доспехи. Разве он существо из стали и камня, а не мужчина из плоти и крови, который так страстно ее жаждал?
– Что ж, хорошо, – наконец согласился он. У него когда-нибудь был выбор? Мог ли он ей в чем-нибудь отказать? – Теперь, когда я знаю, кто я, я знаю, кем я не являюсь. Я не Дориан Блэквелл. И я… больше не хочу оставаться сотворенным целой жизнью без тебя монстром. Может быть, со временем я смогу стать тем, кем ты хочешь. Но ты… ты должна показать мне, как.
Не глядя на выставленную против нее руку, Лорелея кинулась к нему. Бросив на него свое маленькое теплое тело с опасно заразительным рвением.
– Мы наконец могли бы начать нашу совместную жизнь, как только ты найдешь свое сокровище.
Он уже нашел его.
Подхваченный потоком ее эмоций и своим желанием, Эш прижал губы к ее приглашающему рту и привлек ее к себе в объятия.
Желание ударило в голову со всей силой боевого молота, срывая дыхание в груди. Годы забытых вожделений взлетели на поверхность, ошеломив его чувства. Все, что делало его смертоносным и свирепым, встрепенулось, чтобы потребовать Лорелею. Чтобы быть прирученным ею.
