– Вы следили за мной здесь, графиня? Смело! – более низкий, хриплый голос выдал его желание.
– Сначала я подумала, что вы помогали Лорелее сбежать, как тогда нам на корабле, – сказала Вероника. – Я думала, что, возможно, у вас были бескорыстные намерения, но теперь я вижу, что вы всего лишь вор.
– Простите, что разочаровал, графиня.
И на миг действительно показалось, что он говорил серьезно.
– Если отпустишь ее, уйдешь живым, – еще раз попытался торговаться Эш.
– Мы оба прекрасно знаем: только один из нас уйдет из этой пещеры живым. – Монкрифф вошел в столб света. – Но если это будете вы, капитан, то выйдете из этой пещеры один, как и заслуживаете. – Пистолет поцеловал ее в висок, и Лорелея зажмурилась, готовясь к концу.
– Тут ты не прав, Монкрифф. – Эш вступил в луч, явился облаченным в ангельский столб света. Он возник таким, как в тот первый день в карете. Холодный, безжалостный. Зловещее выражение его лица лишено чувства, словно он рассчитывает свое следующее убийство. – За последние несколько часов я вспомнил кое-что бесконечно важное…
– Что ты жалкий притворщик со слабостью к утонченным потаскушкам?
– Нет… я узнал, что у меня есть братья. Что на самом деле я никогда не был одинок. И это в известном смысле само по себе сила.
Звук взведенного винтовочного затвора парализовал всю пещеру, и Эш посмотрел на дыру в потолке.
Монкрифф последовал его примеру и, выругавшись, убрал пистолет от ее виска и направил его вверх.
Выстрел прогремел как раз в тот миг, когда Лорелея высвободилась из рук Монкриффа и пронеслась через всю пещеру, только чтобы рухнуть у гладкой соленой стены под ноги пиратского короля.
С отстраненным удивлением она наблюдала за старшим инспектором Морли, стоявшим наверху в стратегической позиции. Он убрал свою винтовку, проскользнул сквозь отверстие и повис, держась за выступ кончиками пальцев. Потом он с изящной грацией кота упал на мягкий песчаный пол внизу.
Удивительно, как он ничего не сломал.
Дориан и Морли встали над свалившимся Монкриффом, со стоном прижимавшим руку к почти разорванному мощным выстрелом плечу.
– Ты промахнулся, – обвиняюще произнес Дориан, забирая упавший при выстреле пистолет Монкриффа.
– Нет, не промахнулся, – возразил Морли.
– Ты должен был выстрелить ему в голову. – Черное сердце из Бен-Мора приставил пистолет прямо меж глаз бывшего первого помощника.
Морли отвел руку Блэквелла.
– Что ж, леди Вероника превосходно попала в самую точку, угадав, что корабль идет на остров, – сказал он. – Монкрифф по сути граф, и для Скотленд-Ярда было бы благом его найти и арестовать как пирата печально известного Грача.
– Только для того, чтобы потом повесить? – протестовал Дориан. – Почему бы не пристрелить его прямо сейчас и не покончить с этим? Тогда нам нет нужды слушать все его ужасные крики с этой дырой у него в…
– В плече? – подхватил Морли.
– Ну, я собирался сказать в лице.
– Господа, – подошла Вероника, глядя перед собой так же просто и невозмутимо, как всякая благородная дама в своем салоне. – Возможно, мы должны найти место, чтобы обезопасить этого разбойника? – Она встретилась с Лорелеей глазами. – Думаю, их лучше оставить наедине друг с другом.
Морли и Блэквелл перевели взоры на Эша. Он захватил Лорелею в объятия, зарылся лицом в ее разметавшиеся волосы, часто и громко дыша. Его руки сжимали ее до синяков. Ее даже тревожило, что теперь опасность быть задушенной оказалась сильнее, чем прежде с Монкриффом.
Блэквелл, глядя на них, казалось, нисколько не беспокоился, и Лорелея спрашивала себя, реагировал бы он так же, окажись в подобном положении леди Фара.
Морли сделал шаг по направлению к ним.
– Вы… в порядке?
Лорелея не знала, обращался ли он к ней или к Эшу, но через мощное плечо мужа кивнула и, сделав им знак удалиться, принялась успокаивающе поглаживать его по голове. Похоже, это помогло ему немного сбросить напряжение.
Потребовалось некоторое время, чтобы вытащить Монкриффа и очистить пещеру от трупов. Когда все их наконец покинули, Лорелея нежно поцеловала мужа в висок.
Его горячее дыхание на ее щеке предупредило ее за миг до того, как он превратил ее мягкий поцелуй в нечто жесткое и свирепое. Он пил из ее губ, как заблудший, который нашел оазис.
Лорелея чувствовала его страшное напряжение. Эмоции, с которыми он не мог совладать, сжимали сухожилия вокруг костей, едва не ломая их.
Он жаждал ее. Хотел почувствовать ее. Попробовать ее. Оказаться внутри нее.
Ей тоже это было необходимо.
Его первобытное бессловесное безумие тронуло. Проводя пальцами по его подбородку и шее, изрезанных старыми шрамами, она поняла, что Эш – словно раненый зверь. Нуждающийся в ее целительном прикосновении.
Лорелея стянула куртку с его могучих плеч, выпростала рубашку из брюк, чтобы коснуться его естества. Его тело дернулось. У него перехватило дыхание, хотя он ни на миг не отрывал губ от ее рта.
Ловкими пальцами она расстегнула пуговицы на его рубашке и сдернула ее с его могучих рук.
Он был монстром. Ее монстром. Великолепным творением, созданным из сухожилий и шрамов. Тьмы и тени.
Из жажды и тоски.
Из верности и света.
Из всех элементов, создающих мужчину, но которых столь многим мужчинам крайне не хватает.
«Весь мой», – подумала Лорелея с исступлением, которого никогда в себе не подозревала, исследуя невероятные просторы его груди, замирая, чтобы прижать ладонь к грубой паутине ран, навсегда врезавшихся в его идеальную кожу.
Она чувствовала себя виноватой за все, что он пережил. Если бы могла, она забрала бы его боль себе.
И в то же время у нее между ног поднималась горячая и влажная волна. Не было ничего, чего бы ни смог преодолеть ее Эш. Чего бы он ни перенес. В нем стойкость и сила, присущая только мифическим героям и древним богам.
Он был ее собственной личной легендой.
Она вцепилась в него, когда волна похоти грозно подкосила ее ноги.
Будто читая ее мысли, Эш обхватил ее снизу большими руками, поднял, оторвав от земли, раздвигая ее ноги вокруг своей стройной талии и задирая до бедер юбки.
Лорелея издала резкий звук, коснувшись возбуждающей горы возбуждения у него под брюками. Она была не в себе. Никогда не могла представить, что способна чувствовать такое сильное желание. Она наслаждалась едкой шершавостью стены позади нее. И хищным, почти злым блеском глаз, никогда прежде не казавшимися такими черными.
Напряжение его мышц, когда он держал ее на весу, разожгло ее желание гораздо сильнее любой поэзии. С мучительным стоном она изошла потоком мокрого вожделения, и его ответный рев засвидетельствовал ей его точное знание о том, что оно вызвано им.
