Жар в его венах молниеносно превратился в лед. Закалял его. Его кровь успокоилась, ожидая нового приказа. Он настроился на вспышку гнева, на адское пламя ярости. Но нет. Он понял, что испытывал это чувство прежде. Прежде, чем лишал жизни.
Или жизней.
Невозмутимо. Хладнокровно.
«Итак, – спокойно думал он. – Я все-таки чудовище».
И в этот момент он был этому рад.
– Вы считаете себя опасным, так ведь? – безошибочно определил Мортимер.
– Ничем я себя не считаю.
– Может быть, так и есть. Знаете, мы с доктором Холкомбом ходили к тому открытому могильнику, заполненному жертвами холеры из Ист-Энда. Королева хорошо заплатила, чтобы их похоронили подальше от города. Вперемешку с теми трупами бросили, так, для разнообразия, несколько тех, кто встретил свою судьбу на Галлоуз-Корнер. Иногда… прежде чем заполненный могильник закроют плитами, одна или две жертвы убийства попадают в эту груду.
Мортимер наклонился, неприятно приблизив свое большое квадратное лицо.
– Доктор Холкомб говорит, что вы слишком крупный и здоровый, чтобы страдать холерой. У вас синяки вокруг шеи, но они не от веревки. Так кто вы, нам интересно? Преступник или жертва?
Может быть, и тот и другой.
Мортимер нежно потрепал его раненую руку.
– Не исключено, что когда-нибудь выяснится, кто из нас опасней…
Мортимер выпрямился, насмешливо фыркнул и, резко развернувшись, вышел, непринужденно сцепив руки за спиной.
Он задрожал в свете одинокой свечи, браня свое беспомощное тело. О, Мортимер Везерсток найдет, как выгодно его пристроить…
В один прекрасный день он накажет брата Лорелеи за все синяки на ее невинном теле.
За то, что он заставлял ее плакать.
Глава третья
Лампа в руке Лорелеи дрожала, обращая полуночные тени в зловещие призраки, пока она, с трудом передвигая ноги, кралась по коридору. Казалось, что громкие удары ее сердца эхом отражаются от стен восточного крыла Саутборн-Гроув. А ее дыхание в полной тишине гремело, как выстрелы скорострельного пистолета. Оно было настолько громким, что его могли слышать призраки.
Разбуженная ужасными звуками, она подумала, что это снова Сайрус и Жанна д’Арк. Вой и драка. У гончих было всего семь ног, три глаза и один хвост на двоих, однако они продолжали играть, как щенки. И временами игра принимала серьезный оборот.
Однако они не были ночными животными.
Саднящие душу звериные крики привели ее к его комнате. Она застыла перед дверью, прижав ухо к холодному дереву.
Ни одно из известных ей животных не способно издавать такие звуки.
И ни один человек.
Мучения, вызывающие такие почти потусторонние крики. Завывания. Мольбы. А потом долгий жалобный стон, слишком хриплый для плача, но не доходящий до пронзительного визга.
Что-то в этом шуме заставило кончики ее пальцев в сомнении замереть на дверной ручке. А если он там не один? Может, его кто-то терзает? Очень похоже. Надо ли ей идти на помощь?
А если его терзал Мортимер?
Она решительно распахнула дверь и ворвалась в комнату.
Лорелея не знала, радоваться ей или печалиться оттого, что его огромное тело сражалось исключительно с темнотой.
И какие демоны не давали ему спокойно спать?
От веревок доктор Холкомб освободил его пару дней назад, и теперь эти длинные сильные руки с пугающим отчаянием отражали незримых нападавших.
– Вам меня не достать, – рычал он. – Не сегодня.
Кто на него нападал? За что?
Фонарь она поставила у двери, решив, что приближать его к молотящим воздух конечностям небезопасно. Осмелившись подойти, Лорелея увидела, как влажные простыни обвили его сухощавые вертящиеся чресла. Его пижама валялась на полу, словно он, сорвав ее с тела, намеренно отбросил подальше.
Лицо его оставалось в тени, мечась из стороны в сторону так, что на шее вздувались жилы.
– Только дотронься этим до меня, и ты пожалеешь, – предупредил он.
– Я? – сложив руки, пискнула она.
– Клянусь, я выпотрошу тебя тупым ножом и поимею твой труп!
– Простите? – выдохнула она.
Его голос казался моложе, чем днем. За бравадой слышалась нотка страха.
– Отпустите меня! – угрожал он. – Отпустите… меня, – теперь умолял он.
Умолял. И наносил удары. Сражение, как становилось все очевиднее, он ужасающе проигрывал.
«Боже милостивый! Пусть это будет ночной кошмар, а не… воспоминание».
Лорелея должна это остановить. Любым способом.
Его огромные кулаки все равно что молоты. Это ей известно. Но как она могла не подойти?
Драгоценные секунды ушли на разработку плана. Где можно коснуться мужчины, терзаемого жутким кошмаром, и не получить увечий? Пугливого коня хватают за холку. Змею сжимают под челюстями. Кролика берут за обе ноги и держат вверх тормашками, пока прилив крови к голове его не успокоит. Собаке вцепляются пальцами в горло, как зубами вожак стаи.
Ты их гладишь, успокаивая. Чтобы заслужить их доверие, ждешь, когда они сами сделают первый шаг навстречу.
Однако для своей же безопасности зверя сначала надо приручить.
И главное – ни за что не касаться морды ни крупных, ни мелких тварей.
Но мужчина? Что он за зверь? Не зная, как успокоить неистовую душу, она хотела уйти. И не могла.
Он тяжело застонал, когда она решила подойти к кровати. Его щеки были мокры от слез. Черные волосы спутались от пота.
Его кто-то терзал. Этого она вынести не могла.
Костяшками пальцев он чуть не поразил ее в горло, она едва увернулась, успев опереться ладонью на его перевязанную бинтами грудь.
– Проснитесь, – произнесла она, слегка тряся его за плечо. – Придите в себя.
Две огромные ладони схватили и сжали ее руки как железные кандалы. Когда он, задыхаясь, проснулся, все его тело дрожало, будто в конвульсиях. Он оторвал ее ладони от своего тела.
Боясь, что он сломает ей кости, она сама не сдержала стона пронзившей ее боли.
К ее удивлению, он ее не отпустил.
Он уставился на нее, его глаза были двумя вулканическими жерлами ярости. Зубы оскалились, острые и грозные. Он так тяжело дышал, будто только что на полной скорости пробежал лье.
Это был не тот мужчина.
Этот мужчина… просто чудовище.
– Это я, – пропищала она. – Лорелея.
Он отпустил ее так же стремительно, как схватил.
У него вырвался хриплый стон, когда он поглядел на свои руки так, будто те его предали. Он словно хотел избавиться от них.
