В следственной тюрьме НКВД началось двадцатипятимесячное (!) противостояние арестанта сменяющим друг друга следователям.
Если верить первому из обвинений, Николай Чаплин вовлек брата в контрреволюционную организацию правых, которой руководили: бывший член Политбюро Ян Рудзутак; бывший кандидат в члены Политбюро, Председатель Совета народных комиссаров РСФСР Сергей Сырцов; сменивший его на посту Председателя Совета народных комиссаров РСФСР Даниил Сулимов и бывший член ЦК ВКП(б) Николай Антипов – все старые большевики с подпольным стажем.
Обвиняемый категорически отказался признать вину.
Уже через десять дней после ареста, 11 июля 1937 года, не дожидаясь исхода дела, Дзержинский райком партии Ленинграда принял решение: «Чаплина С.П. как врага народа из рядов ВКП(б) исключить»
[215].
В те времена арест за редчайшими исключениями был равен обвинительному приговору и признанию жертвы виновной. В сознание советских людей внедрялась мысль: доблестные «органы» не ошибаются!
Через месяц Сергея Чаплина переводят в другую ленинградскую тюрьму, «Кресты», заключают в одиночную камеру и пять месяцев, не допрашивая, держат, как потом он сам выразился, «без единой прогулки на голодном пайке». Спасает лишь то, что жена 9-го числа каждого месяца передает ему деньги (60 рублей), на которые можно что-то купить себе в тюремном ларьке.
1 января 1938 года Чаплина переводят обратно в следственную тюрьму НКВД, где 3 января предъявляют новое обвинение: его объявляют членом контрреволюционной организации на Мурманской (Кировской) железной дороге, созданной Николаем Чаплиным. К пункту 58.10 (контрреволюционная агитация) добавляют пункт 58.8 (подготовка теракта).
Сергей отрицает новое обвинение; следователь угрожает избиением и карцером.
Причины, по которым он месяцами сидит в камере без допросов, лежат на поверхности: в это время в Москве и Ленинграде следователи пытают его братьев Николая и Виктора, а также других свидетелей, добиваясь от них признательных показаний.
К маю 1938 года признания из подельников наконец выбиты. Теперь допросы ведутся в более агрессивной тональности.
«Вопрос: Зачитываю вам показания Чаплина Виктора Павловича от 26 февраля 1938 года, изобличающие вас в принадлежности к террористической контрреволюционной организации: “Вскоре после снятия Николая Чаплина с работы секретаря Закавказского крайкома ВКП(б) в Москву приезжал Сергей Чаплин… он полностью поддерживал контрреволюционные установки Николая”. Вы подтверждаете?
Ответ: Показания отрицаю.
Вопрос: А вот показания Николая Чаплина от 19 марта 1938 года: “… на нелегальных сборищах у меня на квартире были Чаплин Виктор, Чаплин Сергей… мы с правотроцкистских позиций критиковали политику ВКП(б) и Советской власти… нами высказывалась мысль о необходимости отстранения Л.М. Кагановича от руководства Наркомпути, причем имелось в виду насильственное устранение”. Вы признаете бесполезность дальнейшего отрицания своей вины?
Ответ: Повторяю, при мне таких бесед не вели»
[216].
Следствие несколько раз продлевается под предлогом необходимости доследования с переквалификацией обвинения на еще более серьезное. В деле мелькают фразы вроде: «В процессе расследования получены новые данные о том, что обвиняемые… были связаны с агентами иностранных разведывательных органов, и в связи с этим необходимо провести дополнительное тщательное расследование… На допрос ряда свидетелей, проживающих вне Ленинграда, и сбора других уликовых материалов потребуется 1,5 – 2 месяца»
[217].
Любой театр абсурда бледнеет перед выдвигаемыми обвинениями: например, если верить протоколу одного допроса, Сергей, «будучи завербован Чаплиным Н.П., пробрался в органы НКВД». Казалось бы, зачем в 1927 году Николаю, генеральному секретарю ЦК ВЛКСМ, вербовать своего брата, когда достаточно было просто послать его в ГПУ, остро нуждавшееся в кадрах, по комсомольской путевке?
Но, похоже, любой намек на здравый смысл воспринимался тогдашними следователями как личное оскорбление.
Наконец, 23 сентября 1938 года председатель Военной коллегии Верховного суда Василий Ульрих, приговоривший к расстрелу сотни старых большевиков – от Григория Зиновьева до Николая Бухарина, – рассматривает новое дело:
«СПРАВКА
23 сентября 1938 года в судебном заседании Военной коллегии Верхсуда СССР в г. Ленинграде было назначено к рассмотрению дело по обвинению Чаплина Сергея Павловича в совершении преступлений, предусмотренных ст. ст. 58.8 и 58.11 УК РСФСР. На предварительном следствии и на судебном заседании Чаплин виновным себя не признал и объяснил, что показания на него, его брата Чаплина Н.П, Мусатова, Ледника, Охотина и других – вымышленные. Для тщательной проверки заявления обвиняемого Чаплина дело снято с рассмотрения и направляется на доследование»
[218].
Избежать расстрела по статье 58.8 моему деду помог фактический ляп следствия, который даже такой суд, как сталинский, и такой судья, как Ульрих, иногда вынуждены бывали исправлять. В обвинительном заключении стояло: Сергей Чаплин, подстрекаемый братом и его сообщниками, дважды – в конце 1935 года и в 1936 году – покушался на жизнь Лазаря Кагановича. Но до декабря 1935 года дед находился за границей, в служебной командировке по линии ИНО НКВД, что было нетрудно подтвердить документально. А противоречить такой организации не решался даже сам Ульрих.
Следователи после такого прокола, конечно, заимели на упрямого разведчика зуб.
За несколько дней до отправки дела Сергея на доследование самый младший из братьев, Виктор, был приговорен Ульрихом к десяти годам лагеря.
Вот отрывок из заявления В.П. Чаплина прокурору при реабилитации 31 января 1955 года: «В судебном заседании Военной коллегии, происходившем в здании Ленинградской внутренней тюрьмы утром 18 сентября 1938 года, я виновным себя не признал и заявил, что на предварительном следствии ко мне применялись незаконные методы – моральные и физические пытки. Суд продолжался не более пяти минут, и я после своего заявления был отправлен в одиночную камеру. Не помню, сколько я просидел в это время в одиночной камере без объявления приговора, но мне кажется, прошло не менее суток. Затем я вновь был доставлен в тот же зал заседания Военной коллегии, где мне был скороговоркой прочитан Ульрихом приговор с определением меры наказания в 10 лет лишения свободы»
[219].
23 сентября 1938 года, через пять дней после осуждения Виктора, в день суда над Сергеем, был расстрелян их старший брат Николай.
