– Поймай ведьму, – сказал я.
– Ведьму?
– Да, Наташа была здесь! – добавил я, чувствуя, как к голове подступает давление.
– Мы никого не видели, только окно портала.
– Черт! Иди сюда, помоги открыть!
Ведающая осторожно опустилась на стенку фургона, заползла внутрь. Было видно, что ей страшно. Мы все еще продолжали тонуть. Озерная вода холодила, словно подступающая смерть. Марьяна с испугом съежилась, глядя на чуждую себе стихию.
Я приложил «пресс» к прутьям решетки, затем попробовал нагреть их. Ведающая выбрала другой прут, перебрала кучу заклинаний.
– Не выходит, – говорила она, клацая зубами от холода. – Давай вместе один попробуем.
– Давай, – согласился я, и мы вложили максимум Силы.
Никакого эффекта.
Я в бешенстве саданул «лезвием», которое отрикошетило и ушло наружу.
– Ох… – Веда подскочила, когда вода добралась ей до горла. Панически обернулась, посмотрела на меня.
Глянув вверх, я с ужасом заметил, что до левой стены фургона, ставшей крышей, оставалось сантиметров сорок максимум. Еще минута, и мы затонем окончательно.
– Уходи, – приказал я волшебнице. – Быстро!
– Я не могу…
– Ты должна!
– Иди, девочка, – вымолвила Марьяна, клацая зубами. – Пожалуйста.
Веда быстро утерла одинокую слезинку на щеке. Кивнула и выскочила из фургона наверх. Ее костюм полностью намок, потяжелел от озерной воды. Если успеет оттолкнуться – выберется сама, не дожидаясь помощи стаи.
Я остался наедине с нерешаемой проблемой. Не верилось, что спасительный берег в считаных метрах, а я не знаю, как поднять этот чертов фургон наверх.
Прислонил дуло «эриши» к основанию прута у стены, нажал на спуск. Револьвер выбило у меня из рук. Вытащил шакрам, начал пилить вращавшимся ледяным диском заколдованный металл. Бесполезно.
Настолько погано мне еще не было.
– Марьяна! – В салон практически заплыл Якут – измочаленный, покрытый пылью, собирающейся от воды в разводы грязи. – Что здесь? Решетка? Вы все перепробовали?
– Почти, – ответил я, ища тень. – Осталось одно средство.
На первый слой Сумрак впустил меня издевательски быстро, будто демонстрируя превосходство над нашими надеждами вытащить пленницу. Вода превратилась в ледяной кисель. Решетки никуда не пропали, рассекая окружавшую субстанцию на части. Коснувшись их, я, казалось, прикипел намертво, будто взялся за охлаждающие стержни в чане с азотом.
И все же тень они давали. Мне не пришлось ее ловить – я позволил ей заморозить мое сознание, задвинуть на второй слой.
Ничего не поменялось. Разве что прутья обрели легкие краски, тускло светясь ядовито-зеленым. Стало еще холоднее, настолько, что казалось, льду здесь суждено раскрошиться самому.
Последний шанс. Третий слой.
Мне было сложно попасть туда. Наверное, это было самым тяжелым, что я когда-либо делал до этого. Искал тени в кромешной тьме, в которой зеленые смертоносные прутья казались единственными источниками свечения. Сколько несчастных отправились в последний путь в этой камере? Сколько теней охватили их души?
Представив их, я прошел на третий слой Сумрака.
И понял, что проиграл.
Теперь уже не только прутья переливались зелеными оттенками разложения, но и вся тюремная камера целиком. Я словно оказался снаружи монолитной клетки посреди бесконечной черноты, и, кроме нас, во Вселенной не было никого. Лишь Сумрак и смерть. Температура словно упала до абсолютного нуля. Было очевидно, что на четвертом слое и даже ниже, куда мне никогда не будет пути, все останется то же самое и даже станет прочнее и холоднее.
Вернувшись обратно, я оказался в воде. Вынырнул, едва хватая ртом остатки воздуха в салоне.
– Прости меня, – рыдала Марьяна, держа Якута за искореженные руки, сжимая намокшие перчатки с вышивкой. – Оставь… Пожалуйста, оставь меня!
– Нет, – рычал вожак, дергая решетки. – Я смогу… смогу…
– Мы не сможем, Якут, – выдохнул я, чувствуя, что замерзаю до потери сознания. – В Сумраке дороги нет. Я сожалею.
– Тогда к дьяволу Сумрак, – сказал Якут, глядя с невыносимой болью на жену. – Я проложу дорогу. Проложу!
И, взявшись за прутья, он напряг все мышцы тела.
Я никогда не видел, чтобы от напряжения челюстей крошились зубы. Несколько сосудов на скрывшейся в воде шее вожака лопнули, из ран брызнули красные кровяные ниточки, быстро смешивающиеся с мутной жидкостью. Глотка Якута испустила хрип, срывая голосовые связки. Перчатки с вышивкой треснули, разорвавшись на части.
Прутья издали глухой подводный звук сместившегося металла, передавшийся на корпус «Таленто».
Такого не могло быть. Просто не могло. Магия магией, но при виде необъяснимых чудес я решил, что меня настигла предсмертная агония.
Должно быть, мне просто показалось. Решетка осталась там, где была.
Следом пришли судороги, и я, понимая, что больше не выдержу, выплыл из проклятого фургона наверх, по пути подобрав шакрам и револьвер. Вместе со мной спаслись последние пузырьки воздуха.
До поверхности уже было несколько метров. Слишком много для озерного прибрежья. Должно быть, подступы к трассе размыло в силу загадочных природных перемен. Или дикие кланы задели скрытые основы мироздания. Я цеплялся за любые мысли, подкидываемые моим разумом, чтобы не потерять сознание. Добрался до поверхности, отплевываясь, выплыл на берег. И лишь наверху понял, что не посмотрел на Марьяну в последний раз.
Стая стремительно разворачивала инструменты с мотоциклов, сооружала самопальные лебедки на скорую руку. Все орали вразнобой.
У них было слишком мало времени.
Ведающая сидела на песке – маленькая, промокшая до нитки.
– Что там?! – выкрикнула она. – Что?!
Я покачал головой и ответил:
– Не знаю…
– Поднеси меня ближе, – говорила Вика, морщась, пока Клумси тащил ее к разбросанным железкам. – Оставь здесь.
Сделав это, Клумси посмотрел на меня с болью и сочувствием.
– Камера тюремного фургона, – сказал он. – Ее не вскрыть. Прости, я знаю.
– Верю, – сказал я, неистово желая, чтобы кто-нибудь догадался распалить костер – без магии, самый настоящий согревающий костер, дышащий вложенным ручным трудом и весело потрескивающий березовыми поленьями.
Ведающая показала дрожащим пальцем вперед, на озеро. Я обернулся.
Из воды показалась голова Якута, затем Марьяны, держащейся за его спину. Вожак греб к берегу – не размашистыми жестами, как можно было бы ожидать от его темперамента, а тихими, еле заметными гребками, позволяя женщине держаться за его шею.
