Диана упала в его объятия. Она на время перестала быть практичной француженкой. Она была готова принимать его обожание, которое быстро переходило в страсть.
Катрин не увидела мужа в этот день. Мадаленне удалось выскользнуть из покоев Дианы, когда любовники заснули, так что Катрин знала обо всем происшедшем.
Она всю ночь беззвучно рыдала. Ее надежды не оправдались. Коварная ведьма вновь обворожила Генриха одной своей улыбкой.
Он появился на следующий день радостным, торжествующим любовником, чья шалость была прощена. На Генрихе были цвета Дианы — черный и белый.
Двор стал еще сильнее восхищаться Дианой; ненависть Катрин к своей сопернице также возросла. Мадам д'Этамп испытала разочарование и даже тревогу.
Когда юная пьемонтка родила ребенка Генриха, вдова сенешаля сдержала свое слово; его привезли во Францию, и Диана договорилась насчет его воспитания.
Это была девочка; к удивлению и восхищению многих, вдова сенешаля нарекла ее Дианой.
ИСПУГАННАЯ ДОФИНА
В Лоше возникла напряженная атмосфера. Это ощущали все — от Анны д'Этамп до последней посудомойки. Диана, постоянно совещавшаяся со своими молодыми друзьями де Гизами, казалось, стала выше на дюйм и еще надменней. Она видела себя силой, стоящей за троном. Катрин, внешне кроткая, почувствовала в себе новую энергию. Именно благодаря ей эти две женщины, считавшие, что они значительно превосходят Катрин по остроумию и интеллекту, обрели свое нынешнее положение! Катрин воодушевляла возможность определять судьбы других людей, несмотря на то, что тайная работа требовала, чтобы ее организатор оставался в тени, считался незначительной фигурой.
Холодные декабрьские ветры со свистом раскачивали голые ветви деревьев, что росли в заснеженном саду возле дворца.
Болезнь свалила короля; многие считали, что ему уже не встать с кровати.
Растерянность царила не только при дворе, но и во всей Франции. Дело было не только в болезни короля. Дофин, Карл Орлеанский, Монморанси и их свита, состоявшая из французской знати, отправились на юг встречать испанского короля Карла Пятого, приезжавшего во Францию. Болезнь Франциска и дружеский визит в страну его старого врага породили массу домыслов; рассуждения о причинах беспрецедентного события и его разумности звучали во всех кабаках от Парижа до Гавра и от Гавра до Марселя.
Именно Анн де Монморанси, ревностный католик, нес ответственность за этот миролюбивый шаг по отношению к Карлу Пятому. За время болезни короля Монморанси взял бразды правления в свои руки; сделав это, он стал действовать быстро и решительно. Он разорвал дружеские отношения с англичанами, немцами, турками и герцогом Клевским. Он убедил Франциска, что союз с Испанией сулит ему обретение Милана — города, надежда на обладание которым погибла со смертью Климента вопреки условиям брака Катрин Медичи с Генрихом. Франциск всегда испытывал волнение, слыша слово «Милан». И когда Карлу Пятому пришлось отправиться из Испании во Францию, чтобы усмирить своих мятежных подданных из этой страны, трудно было оказать ему более желательную услугу, чем обеспечение его безопасного проезда через территорию Франции — этот дружеский жест экономил деньги и время императора!
Приглашение было принято, хотя обе стороны испытывали при этом чувство неловкости. Генрих выехал опечаленным, поскольку, несмотря на уважение и любовь, которые он испытывал к Монморанси, дофин не мог с радостью встречать в качестве гостя Франции человека, который когда-то держал его в тюрьме.
Придворные собрались возле огромного камина в Лоше, чтобы обсудить прибытие испанского короля и возможную кончину короля Франции. Во дворце царила безрадостная атмосфера. Лош, стоявший на вершине высокого холма, имел длинную мрачную историю, полную несчастий и людских страданий; подземные темницы, комнаты для пыток и карцеры делали это сооружение не самым приятным из французских замков. Почти все придворные желали поскорей вернуться в Фонтенбло. С болезнью короля прекратились пышные увеселения; девушки, пользовавшиеся благосклонностью Франциска, скучали в одиночестве. Французский двор потерял половину своего блеска и жизненной энергии, когда король заболел.
Катрин сидела на стуле, протянув руки к пламени. Она прислушивалась к беседе окружающих.
Молодой Ги де Шабо был веселым, смелым, порой безрассудным человеком, предававшимся утехам любви с тем же пылом, с каким Монморанси командовал армией. Сейчас де Шабо беседовал с красивым капитаном гвардейцев, Кристианом де Нанси, человеком такого же склада, что и он. Катрин невольно слышала их разговор.
— Королю, — сказал де Шабо, — следует быть разборчивей при выборе женщин. Поверьте мне, эту болезнь он подцепил от жестянщицы.
— Мой друг, — прошептал де Нанси, — вы говорите истинную правду. Она сама сейчас болеет.
— У нашего короля есть враги, — продолжил де Шабо. — Мужья и отцы соблазненных им женщин не могут любить его с той же готовностью, что их жены и дочери. Это вполне понятно, хотя иногда может причинять неприятности. Я слышал, что муж жестянщицы сделал так, чтобы эта женщина передала нашему королю свои маленькие проблемы.
Де Нанси щелкнул пальцами.
— Господи! Король страдает этой болезнью уже много лет. Это просто рецидив старого недомогания, поверьте мне.
Они знали, что Катрин слышит их. Какое им до этого дело? Тихая малышка не представляла опасности.
Анна д'Этамп подошла к молодым людям. Они тотчас вскочили; по слухам, они оба пользовались ее милостями. Они поклонились ей, поцеловали руку Анны. Катрин находила смешными их усилия превзойти друг друга в любезности. Анна одарила их обоих мимолетными, но многообещающими улыбками. Они были двумя самыми красивыми мужчинами при дворе, а Анна питала слабость к красивым мужчинам.
Катрин следила за тем, как они шутят, смеются, весело флиртуют. Анна выглядела превосходно, и лишь такой внимательный наблюдатель, как Катрин, мог заметить следы беспокойства на ее лице.
К камину приблизилась Диана; ее сопровождали Франциск де Гиз и поэт Маро. К ним присоединились принцесса Маргарита, дочь короля. Они расположились у огня, и Катрин оказалась членом этой группы.
Напряжение усилилось. Так бывало всегда, когда Диана и Анна, эти две женщины, которых двор считал соперницами, оказывались рядом.
Очаровательная Диана, на пальце которой было кольцо с большим рубином, подаренное Генрихом, всем своим видом демонстрировала, что считает себя примой двора. Анна, голубое платье которой идеально подходило по цвету к ее глазам и оттеняло ее прекрасные светлые волосы, была более красивой и оживленной, чем Диана. Солнце на закате, подумала Катрин, с жадностью следя за каждым жестом Дианы, часто бывает более впечатляющим, чем восходящее светило.
— Какими галантными поклонниками вы, верно, находите месье де Нанси и месье де Шабо, — лукаво произнесла Диана. — Они всегда рядом с вами.
— Верно, — отозвалась Анна. — Боюсь, некоторые люди испытывают зависть из-за каждой адресованной мне улыбки.
