— Которые его окончательно похоронят?
Реваев сделал вид, что ничего не услышал, и продолжил:
— Хотел задать вам один вопрос, Максим Сергеевич. Когда мы ознакомились с завещанием вашего отца, то все имущество, которое ему принадлежало, — это вот этот дом, — следователь кивнул головой на забор, — несколько машин и квартира в столице.
— Так и есть, — подтвердил Максим.
— Не так уж и мало для обычного человека, но по меркам вашего отца это сущие пустяки.
— Мы же это обсуждали уже, — удивился Подгорный, — отец был сенатор и по закону не мог владеть бизнесом. Все предприятия были оформлены на меня, хотя фактически я руководил только медиакомпанией. Остальным рулили управляющие.
— Да, конечно, мы обсуждали это, — вздохнул Реваев, — получается, что юридически никто не мог получить выгоду от смерти вашего отца?
— Никто.
— А фактически материальную выгоду получили только вы?
Макс сделал шаг вперед и оказался вплотную с Реваевым, нависая над невысоким полковником. Он почувствовал даже запах мятной жвачки изо рта следователя. Реваев вздрогнул от неожиданности, но не отступил. Глядя прямо в глаза Подгорному, он спросил:
— Вы хотите меня ударить?
Макс набрал полные легкие воздуха, резко выдохнул и кулаком что есть силы ударил по борту минивэна.
— Я хочу, чтобы вы уехали. Я не буду больше с вами разговаривать.
Макс махнул рукой охране и сел в «гелендваген». Тяжелые ворота закрылись за въехавшими внутрь внедорожниками.
Опешивший водитель минивэна выскочил из машины и с недоумением переводил взгляд с вмятины на боку его автомобиля на побледневшего следователя, утиравшего платком пот со лба.
Больше Реваев не напоминал Максиму о себе, возможно, он действительно уехал в столицу. Жаркое лето упивалось властью над городом, изо дня в день одаряя изнурительной жарой всех его обитателей. Размеренная и разморенная летняя жизнь шла своим неспешным чередом. Дети уехали на целых три недели в спортивный лагерь, и Подгорный вновь начал проводить вечера у постели жены, читая ей книги. Израильский профессор пробыл в городе целых три дня, но ничем обрадовать Максима не смог. Перевозить Марину в Израиль или вообще куда ни было не имело никакого смысла.
В один из дней Анастасия, которая в офисе теперь общалась с ним лишь по рабочим вопросам и, закончив общение, быстро выбегала из кабинета, прислала сообщение. Настя писала, что ее позвали замуж и что она согласилась. Кто стал ее женихом, Настя не сообщила, но Максу это было уже безразлично, на сообщение он отвечать не стал.
Тем временем выборы становились все ближе. Это отчетливо ощущалось по бесконечным сюжетам на федеральных телеканалах, по обилию агитационных баннеров на улицах города и по редким нецензурным надписям на фасадах домов, которые делались под покровом ночи, а утром оперативно убирались коммунальными службами.
Среднегорск, двадцать недель до Нового года
Она наслаждалась полетом. Кругом было слишком темно, чтобы понять, куда именно она летит, но это ее вовсе не пугало. Раз она летит так мощно и так уверенно, значит, ее крылья знают, что надо делать. Крылья… Оказывается, у нее есть крылья, хотя такое ощущение легкости, что кажется, будто у нее и тела нет вовсе. Тогда откуда растут крылья, если нет тела? Будь чуть светлее, тогда она смогла бы разобраться, что к чему. Может быть, она — дракон? Нет, драконы страшные, она не хочет быть драконом. Хотя кто знает, какие драконы на самом деле. Может быть, драконы вовсе не так страшны, как об этом думают люди. Люди! Странное слово, люди. Что оно означает? Никак не удается вспомнить, но оно явно означает что-то неприятное, от чего начинает болеть голова. Значит, голова у нее все же есть. И крылья. Тогда, возможно, и тело тоже есть.
Где-то очень далеко появилась неясная светлая точка, которая постепенно увеличивалась в размерах и становилась все ярче. Вскоре точка превратилась в гигантский огненный шар, на который уже невозможно было смотреть. Ее неумолимо тянуло к этому пылающему шару, к этой раскаленной, пылающей звезде. Но зачем? Неужели она хочет врезаться в эту огромную пышущую жаром массу и сгореть заживо? Этого не может быть, здесь что-то не так.
И тут она увидела, как из-за пылающей звезды показалось то, ради чего она прилетела. Небольшой розовый шарик плавно двигался по орбите. Так же плавно она двинулась навстречу этому шарику, который, вырастая в размерах, постепенно превратился в планету, прекраснее которой она никогда не видела. Видела ли она другие планеты, вспомнить не получалось, но это было и не важно. Крылья ощутили сопротивление атмосферы. Она сбавила скорость, а затем стала планировать, описывая гигантские круги. И вдруг она поняла, что не одна в воздухе. Рядом с ней кружили такие же, как она, ее братья и сестры, ее народ. Они приветствовали ее взмахами могучих крыльев, издавали радостные крики, смысла которых она почему-то понять не могла. Может быть, потому, что ее так долго не было на этой прекрасной планете. Ну ничего, она быстро освоится. Теперь она со своим народом. До чего же они все прекрасны! Неужели она так же красива? И у нее такое же великолепное, переливающееся всеми цветами радуги тело? И как она могла жить раньше, не зная, кто она и какая она на самом деле?
Вдруг один из кружащих вокруг нее поднял голову. Его лицо исказилось ужасом, и он издал протяжный исполненный отчаяния крик. Только что прекрасные и безмятежные лица всех остальных ее собратьев также исказила гримаса ужаса и отчаяния. Она подняла взгляд наверх и увидела, как пылающая желто-красная звезда быстро меняет цвет, на глазах становясь сначала голубой, а затем темно-синей.
А потом звезда взорвалась, и вновь наступила темнота.
В день выборов Макс уехал далеко за город, в горы. Он взял с собой вернувшихся из лагеря детей, и на следующее утро, переночевав на турбазе и оставив охрану дожидаться их возвращения на базе, они отправились в давно обещанный сыновьям поход. Перед выходом Макс успел посмотреть утренние новости Первого канала. Округлое, лоснящееся лицо ведущего выражало сдержанный восторг. Официальные итоги выборов еще не были объявлены. Были подсчитаны около восьмидесяти процентов, но по итогам на текущий момент можно было говорить об уверенной победе преемника нынешнего главы государства. Когда переключили на сеанс прямой связи с выборным штабом Жамбаева, Макс выключил телевизор и закинул рюкзак за спину. Сыновья тоже нацепили свои рюкзачки.
— Ну что, все готовы? Тогда вперед!
Так уж повелось, что если где-то есть горы, то там обязательно есть Пик Любви. В каждой местности это своя вершина, обычно расположенная недалеко от какого-то достаточно популярного туристического места. Вершина эта, как правило, достаточно живописна и, что является обязательным условием, доступна для восхождения любых, даже самых неподготовленных туристов. Не было исключением и Среднегорье. Местный Пик Любви представлял собой довольно высокую, поросшую лесом почти по самую вершину сопку. Восхождение на Пик Любви было почти обязательным правилом для всех местных молодоженов, людей, отмечающих юбилей совместной жизни, и просто влюбленных всех возрастов. Но в понедельник народу в горы выбралось не очень много, большая часть отдыхающих разъехалась с окрестных баз отдыха еще в воскресенье после обеда. Максим и два их с Мариной сына — семилетний Никита и девятилетний Сережа — неторопливо брели по туристической тропе. Все трое были экипированы палками для скандинавской ходьбы, рюкзаками и панамами цвета хаки, защищающими от палящего солнца. В общем, выглядели они как настоящие туристы и гордо вышагивали по тропе навстречу приключениям. Точнее, дети считали, что они идут навстречу приключениям, Максим же надеялся, что их небольшое путешествие без приключений вполне обойдется. Подъем в гору, казавшийся сначала совсем пологим и не тяжелым, оказался на редкость утомительным. Тропа то резко устремлялась вверх, то, преодолев невидимую с подножия локальную вершину, спускалась в какой-то овраг, заполненный грязью, где надо было перескакивать с одного трухлявого бревна на другое, чтобы не провалиться в болотце. Путь, который снизу казался довольно коротким, вдруг обернулся нелегким испытанием, во всяком случае для маленьких путешественников. Когда спустя полтора часа с начала маршрута они устроили привал на живописной поляне, с которой открывался великолепный вид на окрестности, дети заныли.
