— Что именно?
— Не останавливаться, — говорит Шара. — Есть преступления, ужасность которых понимаешь, лишь когда становишься старше. Вот я сижу, вдали от Тати, зная… зная, что, скорее всего, больше никогда ее не увижу. Не услышу ее голос, не почувствую аромат ее волос и пальцы, сплетенные с моими. Такое ощущение, что кто-то воткнул в меня шип и с каждым вздохом он вонзается все глубже в сердце. И это заставляет меня переживать, что ты был прав.
Мальвина забирается в камин и жестом велит Сигруду сделать то же самое. Он подчиняется, но смотрит опять на Шару, сбитый с толку и встревоженный.
— Прав в чем?
— Когда сказал, что участие в битве не стоит того, — говорит Шара, — чтобы жертвовать своими детьми. — Она смотрит на Сигруда, ее усталые глаза горят на морщинистом лице. — Мне жаль, что так случилось с Сигню. Я сожалею о многих вещах. Но об этом — чаще, чем обо всем остальном.
Еще одно мгновение они смотрят друг на друга через границу камина, разделенные годами, скорбью и самой смертью. Сигруд пытается придумать какие-нибудь слова, но ничего не выходит.
Мальвина касается стены камина. Мир выворачивается наизнанку.
Внезапно Сигруд вываливается из теней под открытое небо, в ночь. Он успевает восстановить равновесие и, не упав, делает несколько неуверенных шагов вперед. Останавливается, смотрит по сторонам — они в парке, как и обещала Мальвина. Позади него маленькая заброшенная сторожка возле асфальтовой тропинки. В дверях сторожки трепещет воздух, и оттуда выходит Мальвина с мрачным лицом.
Она окидывает его взглядом с головы до ног.
— Готов?
Сигруд подходит к сторожке и видит, что это простая и пустая деревянная будка. Он ощупывает стену одной рукой, почти желая проникнуть сквозь нее, найти Шару и снова к ней прикоснуться, провести еще одно мгновение со своей подругой.
— Я спросила, ты готов? — говорит Мальвина.
Рука Сигруда падает.
— Да.
— Хорошо. Тогда слушай.
* * *
Вошем скользит сквозь мирградские улицы, как пылинка сквозь солнечный луч. Он теперь движется осторожно, прислушиваясь к трескучему гудению электрических фонарей, к гудкам и тарахтению далеких автомобилей. Он уже много раз ходил этими тропами, и все кажется таким же, но то видение задержалось в его разуме: стены превращаются в темное основание башни, которая тянется к небесам…
Он вздрагивает, приближаясь к своему жилому дому — одному из многих, потому что ему приходится постоянно перемещаться, чтобы оставаться в безопасности, — и замирает перед дверью.
Бросает взгляд вдоль улицы. Ищет витающие в воздухе возможности.
Встреча с полицейскими. Шальной вопрос от старухи, которая живет этажом ниже. Обвал потолка из-за сгнившего водопровода, серьезная драка между супругами из соседней квартиры, нищий, перевернувший масляную лампу в переулке в двух кварталах отсюда…
Неужели кто-то из этих неспящих в ночи представляет для него угрозу? Неужели такое возможно? Если да, он ничего не видит. Будь оно так, он бы увидел.
Вошем входит в дом и быстро идет по коридору. Добирается до своей двери, сует ключ в замок и одновременно проводит пальцем по коричневой шпоновой панели. Та от прикосновения становится слегка горячей, узнает его, приветствует. Дверь распахивается перед ним.
Вошем заглядывает в свою квартиру. Та выглядит пустой, но ему так нравится: иногда он просто сидит и купается в возможностях, которые предоставляет такое пустое место. Он улыбается, вздыхает с облегчением, входит и зажигает свет.
Тот не загорается.
Вошем, сбитый с толку, смотрит на выключатель.
Затем дверь захлопывается у него за спиной.
Вошем вертится на месте. Хотя в комнате темно, он смутно видит позади себя черную женскую фигуру с длинными жилистыми руками и гладким, как полированный камень, лицом. Одна темная когтистая рука вонзается в дверь, и существо выпрямляется в полный рост, на несколько футов выше головы Вошема.
Вошем таращится на незнакомку. Он не понимает, что происходит.
— Как… как…
— Как же ты не предвидел, — произносит позади него тихий, холодный голос, — что такое возможно?
Вошем медленно поворачивается. В центре его пустой квартиры стоит молодой человек. Кожа у него бледная, волосы темные, а глаза — как сырая нефть. Правая рука спрятана в складках темного одеяния, которое шелестит и подрагивает от далекого стрекота и шороха, словно полуночный лес.
Вошем ищет вокруг себя возможности и обнаруживает, что их нет. Есть лишь неизбежности — а они для его взгляда почти невидимы.
— Мы следили за дрейлингом, — говорит Ноков, подступая. — Смотрели, куда он пойдет. И кто же вышел из той же самой двери, как не старый добрый Вошем, который так весело смеялся много лет назад? — Ноков пытается улыбнуться, но, похоже, он этого не умеет. — С того момента возможностей не было, Вошем. Только неизбежности.
Он подходит ближе. Вошем понимает, что ему приходится задирать голову, чтобы смотреть Нокову в лицо, как будто тот внезапно сделался ужасно высоким.
— Я бы спросил тебя, где они, — говорит Ноков, — и как до них добраться. Но мне это не нужно.
Звезды над ними начинают гаснуть.
— Когда тебя пожрет ночь, — шепчет Ноков, — будет так, словно я всегда все знал.
Тени сближаются, как падающие стены.
— И все ваши защитные сооружения, которые якобы невозможно преодолеть… — Лицо Нокова растворяется среди теней. — Ну, когда твои таланты окажутся в моем распоряжении, все это не будет иметь никакого значения, верно?
Тьма наполняет разум Вошема.
13. Человек, утративший надежду
«Ничто не уходит навсегда,
Мир как прилив,
Он возвращается и уходит
К прежнему месту и от него,
Так возрадуйтесь, ибо те, кто потерял, снова обретут утраченное,
Улыбайтесь, ибо все ваши благие дела вернутся к вам сторицей,
Плачьте, ибо злые дела ваши тоже не исчезнут, и воздастся вам,
Или вашим детям, или детям ваших детей,
И вы пожнете то, что посеяли,
И что посеяно, то вы и пожнете».
Книга Красного лотоса, часть IV, 13.51–13.61
Сигруд ведет дребезжащий автомобиль через холмы за пределами Мирграда, где низкорослые, ползучие заросли почти поглотили дорогу. В привычных условиях такое путешествие заняло бы несколько часов, но на выезде из города его встретила лишь горстка контрольно-пропускных пунктов. Кажется, в Мирграде теперь дороги используются для того, чтобы по ним ездить, а не в качестве системы безопасности.
