Это странно. В живых осталось лишь одно Божество, и это Олвос. Ее чудеса по-прежнему действуют — потому-то чудесные стены Мирграда все еще стоят, — но они должны быть единственными.
И все же Сигруд не узнает, кто приложил руку к этим божественным изменениям в мире. Он не был знатоком божественного — это всегда оставалось областью Шары, — но в разумной степени уверен, что такого, как и изменения самих улиц, он еще никогда не видел.
Он смотрит на чудеса через стеклянную банку. Понятно, что это какие-то барьеры, пересекающие коридор, верхнюю часть лестницы, а может, даже вестибюль.
«Это был не просто отель, — думает Сигруд, опуская стеклянную банку. — Это была крепость».
Он опять бросает взгляд на разрушенную комнату, где погибла Шара.
«Ты воевала, Шара? И если да… то с кем?»
И тут он слышит звуки: кашель, шорох, стук каблуков этажом ниже. В отеле кто-то есть, и он очень близко.
Сигруд вжимается в стену за углом рядом с лестницей и медленно достает нож. Он внимательно прислушивается, сохраняя полную неподвижность.
Он слышит, как человек поднимается по лестнице, как поскрипывает ковер под его подошвами. Внизу загорается свет — чей-то фонарь, — и луч пляшет и скачет по обшитым белыми панелями стенам «Золотого отеля».
Кто-то почти наверху лестницы, осталось всего несколько футов. Сигруд приседает, готовый к прыжку, чтобы вонзить нож в ребра или перерезать горло — смотря что будет тише или быстрее.
Кто-то доходит до последних ступенек и стоит там недолго, водя фонарем из стороны в сторону, едва не задев Сигруда, который присел в углу совсем рядом. Судя по осанке и походке, это мужчина.
— М-да, — говорит незнакомец. — Я вроде бы видел… Хм. — Он поворачивается, качая головой, и снова уходит вниз.
Сигруд позволяет себе быстро выглянуть из-за угла и видит золотые эполеты и значок на груди — это аханастанский полицейский.
Дрейлинг ждет, пока не убеждается, что полицейский ушел. Потом он ждет еще десять минут, просто на всякий случай. Затем наконец-то переводит дух.
Смотрит на нож в своей руке и видит, что она дрожит.
Просто полицейский. Неважный, незаметный. В общем-то невинный посторонний.
Сигруд прячет нож. Он задается вопросом: сколько невинных жизней на его совести? Сколько человек погибли просто потому, что оказались рядом, когда он делал свою работу?
Он спускается по лестнице, пытаясь не обращать внимания на дрожь в руках.
* * *
Как только он оказывается снаружи «Золотого отеля», снова в безопасной тени, Сигруд изучает изменения на улицах вокруг. Он, наверное, выглядит безумцем, стоя там со стеклянной банкой, приложенной к глазу, но в такой час рядом нет никого, кто мог бы его увидеть.
Кто бы ни сотворил чудеса в «Золотом отеле», с улицами снаружи он поработал еще серьезнее. Повсюду барьеры, линии и невидимые баррикады — некоторые висят в воздухе, призрачные модификации того, что должно быть реальностью как таковой, — и Сигруду не нужно много времени, чтобы понять, с чем он столкнулся.
«Если „Золотой отель“ был крепостью Шары, — думает он, — то это ее рвы, подъемные мосты, наружные стены и сторожевые посты». Он понятия не имеет, что должно было привести в действие эти чудесные ловушки. Они точно никоим образом не препятствовали ему, не причинили никакого вреда. Но, возможно, они были настроены на конкретного противника. Божества могли изменять реальность по своему усмотрению, так что точно были способны сотворить чудесную оборону, которая реагировала бы на единственного, точно определенного врага.
Но по-прежнему тревожит тот факт, что за всю свою карьеру Сигруд таких чудес ни разу не видел. Опять же, он на самом деле знал только то, что знала Шара, и, возможно, Шара многому научилась за время их разлуки.
«Кем она была, когда умерла? Возможно, уже не той женщиной, которую ты знал».
Мысль беспокоит его. Но Сигруд не думает, что Шара могла бы действовать как-то совсем по-другому. Он знал Шару, наверное, лучше, чем кто-либо в этом мире, и оперативник остается оперативником до последнего вздоха.
«У нее должен был быть какой-то способ общения, — думает он, внимательно оглядывая улицы. — Какой-то способ посылать весточки тайным агентам и союзникам». И у Сигруда нет сомнений, что если уж у нее был доступ к божественной защите, она воспользовалась теми же самыми методами, чтобы обустроить систему связи.
Он бродит по темным улицам вокруг «Золотого отеля» почти два часа, держа стеклянную банку у глаза. Он избегает любых ранних пешеходов, особенно сотрудников полиции, хотя кажется довольно безобидным — слишком рискованно допустить, чтобы обычная остановка переросла во что-то нехорошее.
А потом он наконец-то замечает кое-что: просто точку, далекое пятнышко на кирпичной стене почти в двух кварталах от отеля. Но оно там есть и светится ярко, тем же любопытным сине-зеленым фосфоресцирующим сиянием божественного.
Он убирает банку и медленно подходит к кирпичной стене, понимая, что за ним могут следить. Если это место — часть методов связи Шары, оно может быть скомпрометировано.
Сигруд не торопится, два, три часа кружит по соседним улицам, не приближаясь к сине-зеленому пятну. Он ничего не замечает, но, поскольку в этом деле замешано божественное, если чего-то не видно, это еще ничего не значит. Божество Жугов однажды спрятало тело своей возлюбленной в стеклянной бусине, если Сигруд правильно помнит. Убийца, в распоряжении которого достаточно чудес, может выскочить из стены и сразить его.
Однако ничего не происходит. Чем ближе Сигруд подбирается к пятну, тем сильнее его уверенность, что это место — чем бы оно ни было — остается безопасным.
Сигруд подходит к стене и небрежно прикладывает банку к глазу — по крайней мере, со всей небрежностью, с которой это можно проделать.
Один кирпич излучает яркий сине-зеленый свет. Пять кирпичей вверх от земли.
Сигруд приближается к нему, затем проверяет улицы. Никого.
Он смотрит на кирпич. Осторожно прикасается к нему.
Пальцы проходят сквозь кирпич, как будто тот сделан из тумана, и в ту же секунду он исчезает, а в стене остается отверстие.
Сигруд заглядывает внутрь. Там два предмета: свеча, которая горит со странной яркостью, и конверт, запечатанный, но не подписанный.
Он берет свечу и быстро задувает, потому что неразумно скрываться от посторонних глаз при свете фейерверка. Поразмыслив, переворачивает свечу.
На ее основании изображен символ в виде языка пламени между двумя параллельными прямыми — знак Олвос, костер в лесу.
Сигруд хмыкает, удивленный. Он уже видел такие чудесные свечи раньше, с Шарой, в Мирграде — они никогда не сгорают и излучают мощный, яркий свет. Но зачем класть такую сюда? Зачем освещать шпионский тайник?
