Ивонна убирает банку, смотрит на холмы, моргая, потом снова прикладывает ее к глазу.
— Но… Кто…
— Помощники Шары, — тихо говорит Сигруд. Он вглядывается в испещренный пятнами света пейзаж. — Может, другие дети, которых она спасла. Я не знаю наверняка. У меня нет сомнений, что она должна была обеспечить дочери такую же защиту, как себе, — а то и лучше.
Она бледнеет.
— Ты… ты хочешь сказать, что божественные дети приходили сюда, пробирались сквозь лес и строили невидимые, чудесные стены вокруг моего дома?!
— Это бы объяснило, почему тебя еще не нашли. Шара хорошо потрудилась. Я не знаю, что делают эти защитные стены. Может, отпугивают людей или агентов, которые явились сюда из лучших побуждений. Стирают воспоминания тех, кто ищет Тати. Или, возможно, просто убивают нарушителей на месте.
— Меня устроит любой вариант.
— Да. Но враги Шары нашли способ обойти эти барьеры возле «Золотого отеля». И, что еще хуже, получается, что о местонахождении Тати знает больше людей, чем мы думали, — если их можно называть людьми. Если враг Шары захватит в плен тех детей, которые возвели эту защиту, — а он, судя по всему, спит и видит, как бы это сделать, — тогда ему станет известно и о нас.
Ивонна медленно опускает банку. Она поворачивается и смотрит на Сигруда, ее лицо серое от ужаса.
— Ты хочешь сказать… ты хочешь сказать, что Тати действительно может быть…
— Что происходит? — раздается голос.
Сигруд и Ивонна поворачиваются и видят Тати, которая стоит на заднем крыльце дома и смотрит на них.
— Что… что вы делаете с этой банкой? — спрашивает она. — Вы устроили тут какую-то игру или…
Ивонна поворачивается и швыряет банку, разбивая ее о стену сарая, отчего Сигруд и Тати вздрагивают. Ивонна снова поворачивается и тыкает в девушку пальцем:
— Быстро в дом!!!
Тати глядит на нее, потрясенная.
— Тетушка, я…
— Сейчас же! Вернись в дом! Я кому говорю! — Лицо Ивонны багровеет, рот напряжен от ярости.
Тати смотрит на нее еще секунду. Потом, одарив Ивонну и Сигруда свирепым взглядом, возвращается в дом и громко хлопает дверью.
Ивонна стоит и ничего не говорит, просто тяжело дышит.
— Пожалуй, — говорит Сигруд, — это было чересчур.
— Да неужели? — огрызается Ивонна. — Ты только что сказал, что не я одна стала мишенью убийцы-Божества, но и эта девушка, доверенная моим заботам, и к тому же ты продемонстрировал, что в моих владениях тайком побывали божественные агенты! Может, это и были агенты Шары, но все равно — они те, кто забрал… единственное, что у меня оставалось. Мой шанс затеряться, оказаться забытой, оказаться подальше от всего… этого. — Она смотрит на заднее крыльцо. — Но вот оно, прямо по соседству со мной… В моем доме. В моем собственном доме.
Сигруд смотрит, как Стройкова пытается взять себя в руки. Он сомневается, что у Ивонны не случится панической атаки или приступа рыданий. Но, к его удивлению, ни того ни другого не происходит: она зажмуривает глаза, стискивает зубы, поворачивается к нему и рычит:
— Что нам теперь делать?
— Я пока не знаю.
— Мы не можем здесь оставаться.
— Не навсегда, нет.
Она невесело смеется.
— Ну хоть эту ночь можем здесь провести?
— Думаю, да, — говорит Сигруд. — Мы можем рискнуть и задержаться на несколько дней. Я ранил нашего врага. Может, это случилось с ним впервые. Он какое-то время будет держаться от меня подальше. Но мне и самому надо отдохнуть.
— И мы должны просто вернуться в дом, к… — она смотрит на крыльцо, — к ней? К девушке, которую ты считаешь Божеством?
— Я… Да. Я думаю, да.
— Она просто девушка, Сигруд, — тихо говорит Ивонна. — Просто обиженная, испуганная девушка. Ты не можешь быть прав. Не можешь!
— Я знаю.
— Не знаешь. Ты только что ее встретил. Ей едва ли больше лет, чем было мне, когда… — Ивонна закрывает глаза, сглатывает и трясет головой. — Проклятье, это несправедливо. Для меня. И для нее.
— Да, — говорит Сигруд. — Но «справедливость» — всего лишь слово.
Ивонна вздыхает.
— И что мы будем делать?
— Здесь есть телеграф?
— Да. В городе.
— Мне нужно, чтобы ты отправила телеграмму, — говорит Сигруд. Он находит в оружейном сарае клочок бумаги и записывает. — Для Мулагеш. Чтобы она знала, как со мной связаться.
— Я теперь посылаю телеграммы министрам? Да что она знает?
— Она делает мне одолжение, — говорит Сигруд. — Ищет для меня один корабль.
— Что такого особенного в этом корабле?
— Думаю, он подскажет мне, кто наш враг на самом деле — как он думает, как действует — и, быть может, откуда взялись божественные дети. Все это имеет решающее значение для выживания.
Ивонна берет листок и, морщась, засовывает в карман.
— Оружие нужно?
Сигруд поднимает брови и кивает.
— Ну тогда ступай. — Она взмахом руки указывает на оружейный склад. — Не хочу оставаться снаружи в темноте после того, что ты мне рассказал.
Сигруд выбирает хороший карманный револьвер с приличной убойной силой и полуавтоматический винташ «Камаль» — надежное, эффективное служебное оружие, с которым он имел кое-какой опыт.
— Я думала, возьмешь один из этих гигантских пулеметов, — говорит Ивонна.
— Если бы я бегал из дома в дом во время уличного боя, возможно, — отвечает Сигруд. — Но здесь, в глуши… Если я в кого-то стреляю, то хочу попасть.
Ивонна закрывает дверь оружейной и запирает на замок. Потом прислоняется к ней и опять вздыхает.
Сигруд смотрит, как она пытается бороться со всем этим.
— Спасибо, — говорит он.
— За что?
— Ты спасла мне жизнь.
— Пожалуйста, — отвечает она и идет обратно к дому. — Надеюсь, ты окажешь мне ответную любезность, причем скоро.
8. Стрельба по мишеням
Я обнаружила, что молодежь представляет большую опасность. За ней надо внимательно следить: если в стране слишком высока безработица или уровень бедности среди молодежи, начинаются проблемы.
Молодые люди чересчур часто собираются, чересчур много чувствуют и так мало знают о жизни, что им неведомо, что они могут потерять. Разумнее всего отвлечь их, занять чем-то другим, пока они не состарятся и не утратят этот дикий огонь в сердце.
Или используйте их, если сможете. Молодые стремятся найти идею, за которую можно умереть с честью, — все дело в том, чтобы подыскать идею, благоприятную для вас.
