— Но она — его мать. Она просила меня со слезами на глазах. Они долгое время находились в разлуке. Я не мог отказать ей.
— Ты не мог отказать ей! И кто-то еще слышал, как ты давал разрешение?
Карл молчал.
— Так ведь? — спросила королева-мать.
— Да. Другие слышали.
— Глупец! Подумать только, что у меня такой сын! Твой брат Генрих никогда не совершил бы такого промаха. Но я отменю твое решение. Наваррец не покинет двора. Его мать уедет одна. Перестань заикаться и дрожать, подпиши приказ.
— Но я дал слово.
— Ты немедленно подпишешь это.
Карл пронзительно закричал:
— Я устал слушать о том, что Генрих сделал бы это, что Генрих сделал бы то. Генрих не является королем Франции. А я — являюсь. И когда я говорю…
— Подпиши это, — сказала Катрин. Она подтолкнула его к креслу и сунула перо в руку Карла. Он бросил взгляд через плечо; ее лицо было рядом — очень бледное, с огромными глазами. Он задрожал еще сильнее. Почувствовал, что она видит его насквозь.
Он начал писать.
— Хорошо, — сказала она. — Теперь ты исправил свою ошибку. Я знаю, что ты совершил ее по доброте души, но помни, что я всегда рядом, что я люблю тебя и готова дать тебе совет. Не принимай важные решения, не проконсультировавшись со мной. Я думаю только о твоем счастье… — она приблизила к нему свое лицо, — и безопасности. Карл, мой дорогой сын, своим поступком ты мог разжечь новую гражданскую войну. А если твои враги одержат победу? Что тогда? Вдруг тебя возьмут в плен? Тебе не понравится лежать в темнице… рядом с камерой пыток… среди крыс… до тех пор…
— Умоляю, прекрати, — попросил король. — Ты права. Ты всегда права. Наваррец должен остаться. Я под писал приказ. Ты не отпустишь его. Не отпустишь.
Она кивнула.
— Вот теперь я вижу моего мудрого маленького короля!
Но совладать с Жанной было труднее, чем с Карлом. Женщины смотрели друг на друга с взаимной ненавистью, которая существовала всегда, то слабея, то разгораясь вновь.
— Моя дорогая кузина, я не могу отдать вам мальчика. Я отношусь к нему, как к моему сыну. Кроме того, если ему предстоит жениться на моей дочери, он должен расти рядом с ней. Вы знаете, мы всегда стремились дать молодым людям возможность полюбить друг друга… что и произошло с этой парой. Мое сердце радуется, когда я вижу их вместе.
— Мадам, — ответила Жанна, — все, что вы говорите, верно. Но мой сын слишком долго живет при дворе, ему пора вспомнить о своем королевстве.
— Мы проследим за чем, чтобы он не забыл его. Нет, мадам, я слишком люблю мальчика, чтобы расстаться с ним.
— Я тоже с люблю его, — не сдавалась Жанна. — Если бы я не чувствовала, что ему следует посетить свои владения, я бы с радостью оставила его на ваше попечение.
Катрин улыбнулась.
— Я оставлю Генриха здесь, мадам, потому что я знаю, что для него полезно. Вы недавно приехали в Париж и поэтому не видите происходящее здесь так ясно, как я. Мне известно, что для Генриха лучше находиться со своими кузенами и усваивать манеры двора. Должна признать, что, когда он появился тут впервые, я немного удивилась. Он держался, как дикарь. Теперь он стал значительно лучше. Я бы не хотела, чтобы он превратился в сельского простолюдина.
Катрин заметила, что краска гнева залила лицо Жанны.
— Мадам, — сказала королева Наварры, — можете не беспокоиться на сей счет. Мой сын получит лучших воспитателей.
— Но их легче найти в Париже, нежели в Беарне. Моя дорогая кузина, я настаиваю на том, чтобы он остался здесь.
Но упорная Жанна не сдалась на этом.
Позже, когда Карл и Катрин оказались среди придворных, Жанна осмелилась вернуться к этому вопросу.
— Я не могу поверить, — сказала она, — что мне помешают забрать сына.
— Мадам, мы уже все обсудили, — заявила Катрин.
— Король, — настаивала Жанна, — великодушно обещал мне, что мой сын вместе со мной покинет Париж. Многие подтвердят это. Я уверена, Ваше Величество, что ваша отмена этого решения была шуткой, потому что несдержанное слово короля способно уронить его достоинство.
Карл слегка покраснел. Присутствие людей придало ему смелости.
— Вы правы, мадам, — произнес он. — Обещание будет выполнено, потому что я дал его.
Катрин, потерпев поражение, снова почувствовала себя униженной. Она не могла возразить в таком обществе. Ей захотелось немедленно убить Жанну и Карла. Вместо этого она кротко улыбнулась.
— Пусть будет так, — промолвила королева-мать. — Король сказал свое слово. Мадам, я полагаюсь на вас в том, что мир и согласие во Франции не окажутся в опасности.
Жанна поклонилась.
— Ваше Величество, вы делаете мне честь, прося моего содействия в решении государственных проблем. Я никогда не предам моего короля.
Помолчав, она добавила:
— Только угроза гибели моего собственного дома способна заставить меня изменить мое отношение к Его Величеству.
На следующий день Жанна покинула Париж; рядом с ней ехал ее сын.
Катрин оказалась права, когда она объясняла своему сыну, какую глупость он совершил, отдав Жанне их самого ценного заложника. Во Франции снова вспыхнула гражданская война.
Королю пришлось вместе с двором бежать из Мо в Париж — ему угрожали войска Конде; эти события потрясли Катрин сильнее, чем любые другие происшедшие за последние месяцы. Убийства французских протестантов католиками и католиков — протестантами заставляли ее лишь пожимать плечами, но мысль о том, что королевский дом Валуа окажется в опасности, всегда внушала ей ужас. Она знала, что Колиньи собирался похитить короля и поставить на его место Конде.
Для Катрин настали горькие дни. Королева Англии, герцог Савойский, маркиз Бранденбургский помогали Конде деньгами и солдатами. В отчаянии Катрин обратилась к испанцам, но, хотя эта страна желала оказать королеве-матери поддержку, Филипп Испанский за все требовал плату. Катрин боялась его больше, чем Конде. Поэтому она подписала мирный договор в Лонжюмо. Но Катрин по-прежнему трепетала от страха перед тем, что может случиться, если гугеноты захватят короля. Несмотря на достигнутое соглашение, затевались новые заговоры и контрзаговоры. Катрин готовила похищение Конде и юного Генриха Наваррского. Конде, снова вступивший в брак, чудом избежал пленения; был отдан приказ поймать его и организовать новое истребление гугенотов католиками. Опять началась война; Жанна, ее сын, Конде и Колиньи сделали свою штаб-квартиру в Ла Рошели оплотом гугенотов.
Катрин испытала за это время лишь одну большую радость — ее сын Генрих завоевал на поле брани репутацию прекрасного воина. Это было неожиданно и поэтому особенно приятно. Кто мог подумать, что щеголь Генрих с его любовью к нарядам и драгоценностям, всегда окруженный красивыми и женственными юношами, проявит себя как отличный солдат!
