Совет вам да любовь, дети мои! И да будет так. Ваша Вонючка.
Домашняя психология под чашку кофе (от автора)
Честно, не знаю, что б сделала, если бы мой ребенок явился домой после подобной процедуры с запашком. Наверное, в первую очередь съездила в салон и растерзала распространителей химического оружия, которые нарушают конвенцию ООН. Во вторую – поехала бы на поиски парика, и дочь ходила бы в нем, пока не отрастут новые волосы, чистые и шелковистые. А может быть, поступила бы так же, как мои добрые родители. Не знаю. Но знаю одно: красивому человеку легче разобраться со своими чувствами. Когда общаешься с объектом этих самых чувств не снизу вверх, а на равных. Или уже чуть свысока. Пусть даже один день. Поэтому, если ребенок хочет стать красивее (в своем, разумеется, понимании), то, наверное, надо его поддержать. И пусть наши с ним стандарты красоты различаются. Но жить-то, влюбляться и разочаровываться ему? Правильно?
Шапочки из фольги
Та самая злосчастная «мокрая химия» из салона «Мечта» Салтыковского колхозного рынка помогла мне не только разобраться с тем, ху из Миша, но и помогла при намного более серьезной ситуации. И возможно, спасла жизнь.
Начну издалека. Разбитое разочарованием сердце тогда лечила с помощью психологической поддержки подруги Наташи. Мы и раньше часто ходили друг к дружке в гости, благо жили в соседних домах. Но после краха моих надежд визиты стали ежедневными. Да и что еще делать, если на улице холодно, а поодиночке сидеть дома неинтересно?
Помните то время? По телевизору ничего. Единственная развлекательная программа в будние дни – это «Спокойной ночи, малыши». И программа «Время», после которой всем полагалось ложиться спать. Книг интересных не было. Про компьютеры и игровые приставки вообще молчу. Вот, сразу после школы обедали, отдыхали, ждали, пока стрелка на часах дойдет до пяти, и либо я шла к Наташке, либо она ко мне. Что случалось намного чаще. Дело в том, что у Наташи была еще годовалая сестричка. То ли у дитятки в то время зубки резались, то ли характер от рождения был скверный, но орала детка не переставая и по силе голоса могла соперничать с электричкой. Мама Наташи, видимо, интуитивно подкрутила свою громкость до уровня ребенка, и я всегда выходила из их квартиры в оглушенном состоянии. Заниматься, да и просто разговаривать там было совершенно невозможно. Когда из кухни, которая была за стенкой, на нас обрушивалось: «Сейчас кушать будем! Смотри, какая кашка! Открой ротик! ОТКРОЙ РОТИК!», мы с Наташкой подскакивали на стульях и инстинктивно широко открывали рты.
Поэтому Наташа по большей части проводила вечера у нас. Мы делали уроки, а параллельно сплетничали, жаловались друг дружке на одноклассников и родителей и делились своими сердечными переживаниями. И четырех часов на все это вполне хватало. Как только слышали из соседней комнаты бравурные аккорды Свиридова и начиналась программа «Время» – собирались, одевались, и я шла подругу провожать до дома. До третьего корпуса. У дверей ее квартиры уже ждал одетый дядя Боря, Наташин отец. Он впихивал подругу в пропахшую детскими запахами, наполненную криками квартиру и теперь сам шел провожать меня и сдавать с рук на руки родителям. Согласна, технология странная, и намного проще было бы дяде Боре сразу приходить к нам и забирать Наташку. Но вот так случилось. Моих родных устраивало, что я дышу перед сном кислородом, Наташиного папу – что он получает передышку от высоких децибелов.
Но один раз произошла накладка. Дело было недели через две после того, как я сделала эту проклятую химию, на пике ее искрения и электризации. Была середина марта. Вроде весна, и днем шпарило солнце, но к ночи снова подмораживало. Да и снег еще полностью не сошел и клочьями лежал на кустах и деревьях. При первых звуках Свиридова из телевизора мы с Наташкой уже топтались в прихожей.
Я сильно дернула с вешалки свой зимний полушубок из искусственного меха, купленный когда-то в «Детском мире». Уже прошедший со мной две зимы, побитый жизнью и короткий в рукавах, он не выдержал столь непочтительного отношения. Раздался треск, и прямо на спинке, по шву, начала расползаться большая дыра. Прибежавшая на подозрительные звуки мама, разумеется, ахнула. Наорала на нас с полушубком и Наташкой. Через пять минут все же взяла себя в руки, рассмотрела поподробнее повреждения зимней верхней одежды и вынесла неутешительный вердикт. Верный меховой друг из чебурашки пойдет на помойку. На градуснике было минус пять. И весенняя куртка из болоньи грозила уложить меня с температурой и насморком минимум на неделю. Немного подумав и потоптавшись с нами в прихожей, мама скрылась в спальне. И уже через минуту, сияя, вынесла что-то восхитительное. Это было финское дутое пальто серебристого цвета. С отстегивающимся воротником из натурального кролика. Нежного и мягкого. Пальто было новое. Еще с этикетками. Как выяснилось, родители купили его буквально несколько дней назад, по случаю. У знакомых, только что вернувшихся из загранкомандировки. Их дочери оказалось мало, а вот мне бы серебряное чудо подошло на вырост, на следующую зиму. Хотели подарить позже, на какой-нибудь праздник. Но раз такое дело… Я с трепетом натянула на себя обновку. Господи! Какое счастье иметь такие вещи! После неуклюжей и тяжелой чебурашки производства отечественного легпрома финское пальто казалось скафандром инопланетянина. Или одеждой человека из будущего. В принципе, я не ошиблась. Даже сейчас, в наше время, пальто смотрелось бы вполне модно и современно. А уж тогда, в конце восьмидесятых, в постперестроечные годы это было вообще что-то запредельное. Я покрутилась перед зеркалом, перед умиленной мамой. Перед с трудом скрывающей зависть Наташей. Тут мама спохватилась, и чтоб жизнь малиной не казалась, да и, видимо, испытывая муки совести перед готовой расплакаться подругой, полезла в шкаф и достала оттуда самую мою ненавистную зимнюю шапку. Я-то уж, сняв этот колючий вязаный колпак с подкладкой еще после январских морозов, рассчитывала больше с ней никогда не встретиться и выклянчить на следующую зиму что-то поприличнее. Но мама решила иначе.
Шапка, пролежавшая без дела пару месяцев, слегка ссохлась. И никак не хотела надеваться на мою новую прическу – барашкины кудряшки, стянутые резинкой в хвост. При очередной попытке натянуть на голову шерстяного уродца – бабах! Резинка, сдерживающая резвую «химию», лопнула. Тяжелый колпак с помпоном, как на пружинках, взмыл к потолку, задев и чуть не сбив стеклянный абажур. Освободившиеся кудряшки вслед за шапкой подскочили вверх и зашуршали. В принципе стандартная картина для последних недель, поэтому испугались только за югославский светильник, который достался ценой десятичасовой очереди в магазине «Свет».
Мама с трудом нашла последнюю целую резинку для волос, опять завязала мои пересушенные волосы в хвост, в очередной раз пообещав отстричь их совсем, если я еще что-то попытаюсь разбить. Напоследок повязала мне свой белый газовый шарфик, чтоб не ходила с голой шеей.
