Он неуклюже обнял меня и пытался утешать.
– Ну ладно тебе… Чего плачешь? Ну нормально же все! Сейчас поедем отметим. Ресторанчик хороший здесь недалеко. Всегда после кладбища заезжаю туда тебя помянуть. Там уже в курсе по сегодняшнему дню. Все накрыто, все ждет. Поедем! Выпьешь – полегче станет. И я выпью. За твое воскрешение. Знал, знал, что встретимся. Но не думал, что на этом свете. Думал, уже на том. Поехали! Только не плачь, не переношу я женских слез. Сейчас со второй женой развожусь как раз потому, что плачет постоянно. Щас выборы пройдут – и разведемся. И знаешь, это… Ревнует она к тебе. Тут учудила, с молотком поехала по люберецким кладбищам. Статую искать. Хорошо, человечек свой есть. Сообщили. Мои ребята ее отловили вовремя. А то мне скандалы сейчас не нужны. Я ж в депутаты в Госдуму баллотируюсь. Ну пошли, кончай реветь, пошли! – Меня уже мягко тянули к выходу с кладбища.
Я сквозь слезы разглядывала памятники аллеи. Памятники «героям» ушедших лет. Огромные глыбы гранита с выбитыми в полный рост портретами простых люберецких пацанов, изображенных на фоне своих любимых «БМВ» и джипов. В пиджаках с ватными плечами, с золотыми крестами на могучих грудях, держащих в руках чемоданчики первых сотовых телефонов. С серьезными и одухотворенными лицами они наблюдали за нашей бредущей парочкой, чудом выжившей в мясорубке девяностых.
Вдруг Вадик хлопнул себя по лбу, достал из кармана последнюю модель яблочного производителя, нажал кнопки и выдал совсем незнакомым и повелительным тоном:
– Юрий Иванович! Подъезжайте ко входу на кладбище. Жду. – Потом снова посмотрел на меня с обожанием и снизил тон до мягкого: – Вот я идиот! Забыл водителю позвонить, чтоб машину подогнал. «Газель»-то разбита. Мы на ней далеко не уедем. До первых гаишников. Давай подождем десять минут? Нельзя принцессе ездить на маршрутке! Сейчас поужинаем, а потом – в гараж! Покажу свой пантеон. У меня там и фотографии твои, и плед с подушкой, как ты мне тогда давала. Нашел такие же точно и купил. Теперь сплю только с ними. Я ж тоже давно в Люберцах не живу. Уехал сразу после армии. Учиться начал, потом бизнесом занялся и поднялись быстро. Дом построил в Раздорах. Лет десять уже назад. Но первой жене оставил, потом купил в Барвихе. Там сейчас. А здесь гараж на память. Приезжаю, когда совсем плохо без тебя. Поживу пару дней, как тогда, когда познакомились. На кладбище схожу, маршрутку у мужиков возьму порулить, вспомнить то время. И знаешь, отпускает. Возвращаюсь к работе, как после отпуска в Монако.
Слезы просохли, туман из головы потихоньку испарялся. Я искоса и уже очень внимательно стала рассматривать Олиного брата. Оп-па. Как же сразу этого не заметила?
Дорогие джинсы, кроссовки за триста долларов, поло «Ральф Лоран», на руке часы «Омега», на которые простому водиле работать всю жизнь. Что, черт побери, вообще-то происходит? Кто такой Вадик?
Тут друга снова осенило.
– Подожди! Надо же Оле позвонить! Сказать, что нашел тебя живой!
Не успела я съязвить, что нашел-то живой, но чуть не сделал мертвой, как Вадим уже опять тыкал в кнопки на своем смартфоне.
– Ольгин! Бон суар! Привет! Держись за стул, сейчас упадешь! Я Ленку Зотову нашел! Живой! Понимаешь? Живая она! Стоит вот здесь рядом! Да не тронулся я. И не белка! Где? На кладбище стоим. Рядом она, клянусь. Хочешь поговорить?
Из трубки донесся сдавленный вопль и проклятия на голову брата:
– Хорош так шутить! Ты совсем одержимый стал! Опять надо к Владимир Ивановичу показаться, слышишь? – и связь прервалась.
Братец довольно засмеялся.
– Не верит! Ничего, сейчас приедем в ресторан, по скайпу ей позвоним. Сама с ней пообщаешься.
К нам, тихо шурша колесами, подъехал черный представительский автомобиль. Огромный и, подозреваю, очень дорогой. Водитель в костюме выскочил, странновато глянул на меня и помог сесть в глубокое и пахнущее кожей чрево салона. Карета подана!
Только тронулись с места, как я не смогла сдержать изумления и ткнула Вадика в бок:
– Смотри!
Прямо у выезда с кладбища красовался огромный щит.
Плакат с развевающимся триколором и бредущим куда-то медведем звал на выборы. «Голосуй за Родину, справедливость и веру! Сергей Михайлович Кротов, заслуженный педагог России – твой кандидат!»
С плаката строго и внимательно смотрел наш бывший физрук.
– Ты это видел?
Вадик поморщился.
– Да. Видел уже. Все Люберцы в этих щитах. Выборы же осенью. Этот заранее начал агитировать. Всем на бюджет хочется. И главное, пройдет, зараза. Сейчас если от «Единой России», то вообще проблем нет. Работяги и бабки идут и ставят галочки. Я ж тоже иду от той же партии. Только по другому округу.
Мои мысли переключились на более насущные и земные темы. Я повернулась к Вадиму и тряханула его за майку.
– Быстро давай говори, что произошло! Почему вы с Ольгой решили, что я того… ну умерла? И что наркоманка была? И вообще, откуда эта дата – двенадцатое июля? И как умудрились похоронить без тела? Или там кто-то вместо меня? Кто?
Видимо, я немного переборщила с громкостью, и вопросы долетели до ушей водителя. Его охреневший взгляд в зеркало заднего вида это подтвердил.
А вот Вадик от моих эмоций, наоборот, взбодрился:
– Надо было похоронить. Чтоб по-человечески, а не в общей могиле с бомжами в Чебоксарах. Не переживай, все красиво сделали. На высшем уровне, как ты заслуживаешь. А в гробу манекен. Колян из салона для новобрачных подогнал. Вместе с платьем свадебным. Знаешь, четко так подобрал, прям на тебя похожую. Когда целовал на прощанье, чуть сам не помер от горя.
Кажется, у придурка на глазах заблестели слезы. А Юрий Иванович уже пару раз проскочил на красный.
Не, это, конечно, было все очень трогательно. Манекен в свадебном платье, могила с чебоксарскими бомжами. Но при чем все же тут я?
Продолжение узнать не удалось, мы уже добрались до места. Ворота в высоченном заборе стали автоматически разъезжаться, как только автомобиль попал в зону видимости камер.
Надо же, я раньше и не догадывалась, что в окрестностях Люберец есть такие интересные точки общепита! На огромном участке среди сосен стоял уютный особнячок, напоминающий виллу европейской кинозвезды. Мягко подсвеченный фасад из камня. Идеально подстриженный газон и кусты роз у входа. Большие окна, сквозь которые видны свечи и огонь камина. На пороге уже ждал метрдотель – породистый седой дядька с выправкой военного. Но при виде меня, выходящей из машины, выдержка все же подвела его, и брови надменно поползли вверх. Что ж, судя по отражению в стеклах, выглядела моя персона не особо импозантно: голубой пиджак в засохших бурых пятнах, багровый синяк на полщеки, мусор в волосах и потекшая тушь. Дама с трассы, сбитая КАМАЗом. В кой веки попала в элитный ресторан и не при параде. Неприятно все очень, но метрдотеля можно понять. Некоторые наши пассажиры вызывают у меня еще и не такие реакции – когда заходит в самолет то ли чучело, то ли бездомный. И поди разбери, где деньги взял на билет и зачем ему вообще куда-то лететь из своей вонючей теплотрассы.
