Ну и последний удар был нанесен по визитам бабули. Папа самолично съездил в нашу школу и записал брата на продленку. Бабушке сообщил, что у него проблемы на работе и деньгопровод закрыли. Он будет искренне рад видеть тещу у нас дома, но финансировать маршрутки больше не может. Визиты быстро сошли почти на нет – до пары раз в неделю для контроля. Но и это было облегчением.
Жизнь налаживалась.
Вы спросите, а где про красоту и улучшайзинг? И почему я углубилась в тему кладбища? Каюсь. Увлеклась. Но кладбище неразрывно связано с историей о второй попытке усовершенствования внешности. Без столь тщательного описания местоположения нашего дома сложно будет передать весь трагизм и подоплеку ситуации.
Ну а теперь – ближе к теме.
В декабре я пошла в новую школу. Конечно, школа была красивой и современной, как и обещала мама. Стены блестели свежей масляной краской, полы не скрипели, и в столовой стояли очень даже достойные столы и стулья. (Чуть позже узнала, что столовку в вечернее время периодически сдают под банкеты, поэтому хорошая мебель была оправдана с коммерческой точки зрения.) Но как бы ни было все замечательно – переходить было тяжело. В старой школе остались мои два лучших друга. Костя Денисов и Альфия.
Да, через какое-то время после инцидента с тушью мы с Альфией стали подругами. Она, видимо, поняла, что я абсолютно не угрожаю ее популярности среди мальчиков и не претендую ни на одного из почитателей. А мною двигало любопытство – что же там, в голове, которая путает Лермонтова с Пушкиным и не может запомнить даже одно четверостишие?
И с Костей тоже все повернулось на сто восемьдесят градусов. Где-то через год он окончательно простил меня за печенье. И, удостоверившись, что с моей стороны больше не будет поползновений ни на его жизнь, ни на чувства, – вернулся ко мне за парту. И мы подружились. Даже пару раз, чисто по-дружески, он провожал меня до дома и нес портфель.
И вот теперь нужно было все начинать с начала.
Но мне очень повезло. В классе нас таких, новеньких, было двое – я и Наташа из наших домов у кладбища. Только мой дом был корпус один, а у нее корпус три. И ее семья так же, только недавно, переехала в новостройку. Мы с Наташкой моментально подружились и решили держаться вместе.
С шестого класса я изменилась мало. За три года, конечно, выросла, но на фоне одноклассников так и оставалась малявкой с детской фигуркой. И с лицом перемен не произошло – на отечественную косметику была получена пожизненная аллергия, а на импортную не было денег. Поэтому ходила так. С белесыми ресничками, прыщавой мордочкой и волосами, стянутыми резинкой в хвост. Ну и сколиоз третьей степени дополнился лордозом (спасибо тяжелым учебникам, которые я таскала в школу то на левом, то на правом плече). С виду Наташка была мне как сестра. Может, только ростом чуть повыше и цвет волос чуть потемнее. А так – все те же прыщи, та же осанка, та же прическа. Встретишь в темном коридоре – и не отличишь. Столь заурядные внешние данные сблизили нас, пожалуй, даже больше, чем соседство. Мы заняли одну из парт и начали наблюдать за обстановкой.
Обстановочка, если честно, была странной. Школа делилась на две группировки. Как часто водится – по территориальному признаку. Район облупившихся панельных пятиэтажек и бараков, построенных еще немцами после войны, примыкал к школе с востока. На противоположной, западной стороне стояли два квартала современных кирпичных домов по индивидуальному проекту. Можно сказать, суперэлитка по тем временам. Назло всем природоохранным организациям она угнездилась на берегу озера и в окружении березовой рощи. Понятно, что эти дома были не для простых смертных. И даже не для «сирот».
«Дети Запада» отличались от остального контингента школы, как жители ФРГ от гэдээровцев. Нет, наверное, даже сильнее. Каждый ребенок – картинка. Внешность, одежда, воспитание. Мамы в бриллиантах на родительском собрании. Папы на блестящих машинах, подвозившие золотых деток в школу, чтобы тем не месить новыми американскими кроссовками грязь на тропинке через рощу, даром что там всего триста метров. Понятно, что таких деток было меньшинство. Шедевров много не бывает. У нас в классе их было четверо. Два парня и две девушки. Остальное население – жевуны и мигуны из восточного района. Планктон рабочих окраин. Неполные семьи, комната в бараке, у многих печать потомственного алкоголизма на лице и куцее здоровье. Мы, как представители непонятного пока Северного мира, состоявшего всего из трех домов, были чужаками. И для элиты, и для мигунов. Для первых были «недо-», для вторых – «слишком». Поэтому чувствовали себя в вакууме. У одноклассников, а в особенности у божественной четверки, отсутствовал интерес к двум маленьким прыщавым девочкам. За первый месяц в нашу сторону они не посмотрели ни разу. «Западные» детки жили в каком-то своем мире, отгороженные от плебса толстым слоем стекла. Причем стекла матового. Наши лица небожители разглядеть не могли, впрочем, они их и не интересовали. Эти четверо сидели все вместе на двух последних партах среднего ряда, и там на них всегда падал солнечный луч. Или это от четверки исходило золотое сияние? Вернее, от одного из четверки, от единственного взгляда на которого мои спящие гормоны проснулись и взбесились. Причем спросонья они, гады, не разобрались и, к несчастью, выбрали все самое лучшее. Самого красивого мальчика не только параллели, но и всей школы. Почти бога. Сына какой-то шишки райисполкома. Высокого блондина с голливудскими чертами лица и чуть рассеянной, мимолетной улыбкой.
Когда у нас был урок физкультуры, девочки из классов помладше сбегали со своих занятий и подсматривали сквозь щель двери, как наш бог делает тридцать отжиманий на турнике под одобрительное бурчание пожилого физрука. Мышцы Миши (так звали бога) равномерно и плавно вздувались под тонкой футболкой фирмы «Адидас», капли пота святой росой выступали на высоком лбу… Девочки за дверью млели и отталкивали друг друга, чтобы не заслоняли обзор. Да что там эти малолетки! Вся женская часть нашего класса, которая в это время должна была играть в волейбол, замирала. Мячик улетал далеко в угол зала, и одна из нас шла за ним, постоянно оглядываясь на Мишу. А остальные молились, чтобы шла она долго и дала досмотреть…
Разумеется, как у каждого бога, у Миши была свита. Разумеется, жившая в тех же кирпичных дворцах. Лучший друг и сосед по парте, который уже устал от подкатов желавших познакомиться поближе не с ним, а через него, и две девочки практически такой же божественной красоты. Белозубые улыбки, импортная косметика, прически явно салонного изготовления. К тому же эти дивы к своим пятнадцати годам уже имели полностью сформированный, шикарный, минимум третий размер и идеальные формы. Не хуже, чем у Альфии. Пышности обтягивались остродефицитными турецкими свитерками из ангорки с богатой вышивкой бусинами и блестками. Кто помнит, такие ангорки стоили безумных денег у перекупщиков и даже директор школы имела подобную роскошь лишь на выход в свет и приезды различных контролирующих инстанций. Впрочем, родители этих двух девочек были обеспеченнее, чем какая-то там директриса заштатной школы. Все же директор гастронома и директор автосервиса – звучит намного солиднее. Поэтому у дочек было не по одному, а по несколько таких свитерков разных цветов и фасонов. На зависть всему трудовому коллективу школы, включая директора.
