– Когда ее убили? – спросил я, чувствуя, как в животе появляется неприятное ощущение: легкое жжение, предвещающее изжогу.
– Полтавин сказал, что около часа назад. Может, два.
– Она с кем-нибудь говорила перед смертью?
– Мы проверили ее мобильник, но никаких записей о входящих или исходящих звонках за последние пять часов не нашли. Около полудня она звонила дочери в больницу, и все.
– О чем они говорили?
– Рачковская сказала, что все будет хорошо. Обещала достать деньги на операцию.
– Серьезно?
– Ага. Ты подумал о том же, о чем я?
– Возможно. Мне на ум пришел шантаж.
Димитров кивнул.
– Девочка сказала, что мама была уверена: деньги найдутся. Была воодушевлена. Я расспрашивал ее аккуратно, но в общих чертах дело обстояло именно так.
– Ты сказал ей, что мама умерла?
– Нет. Не смог. Думаю, это сделает ее тетя.
Я кивнул. Достал упаковку гастала, принял одну таблетку. Когда расследование закончится, надо будет сходить к врачу.
– Хорошо. Орудие преступления нашли?
– Нет. Но Полтавин уверен, что убийца воспользовался садовым ножом.
– Чем?
– Ну, такой складной нож с кривым лезвием для подрезания кустов.
– И им можно перерезать горло?
Лейтенант пожал плечами:
– Видимо, да. Полтавину виднее.
– Ну, да. Я думал, убийца сегодня разделается со следующей намеченной жертвой. Но его отвлекли. Рачковская о чем-то узнала и решила извлечь из этого выгоду. Преступнику пришлось заняться ею и отложить исполнение приговора.
– Приговора? – переспросил Димитров.
– Думаю, мотив убийств – месть. И убийцу надо искать среди тех, кто имеет отношение к школе.
– Согласен. Где еще уборщица могла его запалить? Только там, где работала.
– Наверняка это связано со смертью Зинтарова или Сухановой. Рачковская могла знать, с кем встречался кто-то из убитых в день смерти. Сложила два и два и догадалась, чем закончилось это свидание.
– Я думаю, она стала свидетельницей того, как убийца договаривается о встрече с Зинтаровым.
– Почему именно с ним?
– Суханова явно никого не ждала. Еда не была приготовлена, в квартире не убрано. Если к женщине должен прийти гость, пусть даже ненадолго…
– Но она открыла дверь, – вставил я. – Значит, была знакома с убийцей.
– Еще один довод в пользу того, что преступник работает в школе. Кстати, как там дела с Барыкиным?
– Он умер два года назад.
– Серьезно?
– Да. Разбился на машине.
Димитров досадливо щелкнул языком.
– Обидно! Я так понял, что ты возлагал на него большие надежды.
– Было дело.
– Таким образом, нам опять нужно искать того, у кого был повод отомстить Зинтарову и Сухановой.
– И кому-то еще из тех, за кем я просил присмотреть.
– С ними все в порядке, я звонил операм час назад. Убийце сегодня было некогда, он занимался уборщицей.
– Думаю, срыв плана вывел его из себя. Рачковская еще легко отделалась.
– Если не считать того, как убийца поступает с лицами своих жертв, действует он весьма хладнокровно.
– Это для него вполне нормально.
– Знаю.
Я вздохнул: теперь все нужно было начинать сначала. У нас не было подозреваемого, а выяснить, кто из работающих сейчас в школе мог иметь зуб на Зинтарова и Суханову, не так легко, как кажется на первый взгляд, потому что вторая жертва была завучем, а значит, могла переругаться со всеми. Зинтаров тоже не отличался приятностью в общении, как я понял. Кроме того, не было ясности ни с возрастом, ни даже с полом убийцы.
– Нам повезет, если преступник попадется на живца, – сказал я.
– Я велел нашим операм не светиться, – сказал Димитров. – Как раз с таким расчетом. Если убийца захочет разделаться с кем-нибудь из тех, за кем мы присматриваем, мы его возьмем.
– Они будут с потенциальными жертвами круглосуточно?
– Да.
– Плохо, что они заходили в школу. Убийца мог их видеть и догадаться, что мы расшифровали его послание и знаем, кто может стать следующим в его списке.
Димитров ненадолго задумался:
– И тем не менее он должен закончить свое дело. Думаю, он решит, что полиция просто опрашивала свидетелей, и не догадается, что мы выставили охрану.
Я с сомнением покачал головой:
– Он умен и выдержан. Если убитые ему чем-то и насолили, то было это давно, так что все успели об этом забыть. Завтра отправлюсь к директору и заставлю его вспомнить обо всех инцидентах. Если не обнаружу ничего подходящего, будем допрашивать «старожилов», а может, даже и в местный отдел образования наведаться придется. Если были жалобы, их могли подать туда.
– Согласен. А сейчас?
Я встал.
– А сейчас надо поспать. Завтра трудный день, и силы нам понадобятся.
На лице Димитрова отразилось облегчение.
– Отлично! – сказал он, складывая листки. – Тогда до утра.
– Давай. Жена небось заждалась?
– Конечно! Ей подавай свежие подробности того, как мы ловим маньяка. Совсем с ума сошла!
– Надеюсь, ты ей не рассказываешь?
– Да брось, Валера. Если она что и растреплет, то только своим подруженциям. До убийцы это не дойдет.
Он, конечно, был прав, и все же…
– Среди ее подруженций нет журналисток?
– Ни одной! – Димитров клятвенно поднял правую руку. – И даже жен журналистов.
– Ладно, живи.
– Постараюсь.
Я отправился в свою комнату, принял душ и завалился в постель. Мне удалось перехватить пару хот-догов по дороге в отдел, так что есть не хотелось. Зато глаза буквально смыкались.
Перед тем как провалиться в сон, я поймал себя на внезапно промелькнувшей мысли: «А правильно ли я расшифровал послание убийцы? Там ли, где надо, ждут опера?»
Глава 3. Последний заплыв
Пятница, 4 июня
Часы запикали и разбудили меня ровно в половине восьмого.
Я продрал глаза и сел на постели, чувствуя себя совершенно разбитым. Отключил будильник и поплелся в ванную. Приняв контрастный душ, оделся и принялся за завтрак. Накануне я заехал в супермаркет и купил яйца, бекон в упаковке, круассаны и маленькую банку растворимого кофе.
Перекусив, я вышел на улицу. После грозы, которая не стихала почти всю ночь, пахло озоном, а асфальт покрывали огромные лужи. Было прохладно, и я застегнул ветровку до самого подбородка.
