– Она помогала Барыкину, – ответил я. – Знала, что он делает. Кроме того, она застрелила двоих полицейских, плюс ранила троих. Думаешь, я ищу ей оправдания?
Димитров пожал плечами.
– Теперь мы, по крайней мере, знаем, как убийца просочился на лестницу Федотовой и раскрасил ей дверь, – сказал я. – В кавычках, разумеется.
Полтавин провел анализ крови, оставленной на двери Федотовой и на теле Лизы Языковой. Оказалось, что она принадлежала нескольким собакам. Барыкин отловил и прикончил, по крайней мере, трех животных, чтобы сцедить у них кровь. Я вспомнил слова школьного охранника о пропавшем Фредди, любителе объедков из столовой. Вероятно, и он стал одной из жертв склонности преступника к внешним эффектам.
– Аня… то есть, Федотова сама сделала рисунок черепа и измазала дверь кровью, а потом разыграла истерику. Очень убедительно, надо сказать.
– Главное, что она не убивала, – сказал Димитров.
– Да, наверное, – согласился я, хотя уверенности у меня в этом не было.
Те трое, чьи лица съел Барыкин, не вызывали у меня особого сочувствия, но преследование Языковой и похищение ее дочери казались мне деяниями, не заслуживающими… я не говорю про оправдание, но даже понимания! И Аня помогала в этом убийце. Была ли у нее уверенность в том, что каннибал не тронет ребенка? Или она готова была закрыть глаза и на это?
Эти люди ни в чем не провинились перед мальчиком, чью психику повредил пожар, произошедший много лет назад. Его месть не должна была коснуться их. Если он рассчитывал на то, что окружающие признают его право на расплату, то зря. Для всех он останется в памяти чудовищем, одним из тех, о ком пишут криминальные газеты. Маньяком.
Кстати, школьный психолог оказалась права: у Барыкина была татуировка. Огромный череп на спине, окруженный орхидеями и хризантемами. Полтавин сделал фотографии и прислал нам.
Димитров объяснил мне, что это японская символика. Череп символизирует естественный круг жизни, изменения. Орхидеи – храбрость и силу, хризантемы – совершенство.
Барыкин стремился к преображению, думал о нем постоянно и в конце концов подчинил все свое существование этой постепенно развившейся мании. Очевидно, он изменил походку, жестикуляцию, интонации и даже голос – недаром никто его не узнавал. Но этого оказалось мало. Ему нужно было лицо – взамен, как он считал, утраченного в детстве. И ради этого он стал каннибалом.
К вечеру нам с Димитровым удалось составить отчет, и мы вышли на улицу подышать свежим воздухом. Дождь немного поутих, ветер прекратился, и теперь вода падала отвесно, так что мы спокойно стояли на крыльце отдела под козырьком. Димитров закурил, а я потягивал из кружки растворимый кофе. Небо на горизонте очистилось от туч и было ярко-розовым.
– Ветрено будет, – заметил лейтенант. – Ты завтра домой?
Я кивнул.
– Переночую в последний раз здесь и утром снимусь с якоря. Мне ведь тоже надо предоставить своему начальству отчет.
– Понимаю. Ладно, если завтра не увидимся, удачи тебе, Валер. Был рад с тобой поработать. – Димитров протянул мне руку.
– Взаимно. – Я с чувством пожал его ладонь.
– Кстати, у тебя еще есть время подумать, что ты хочешь в счет моего проигрыша. Помнишь? Я ведь тебе должен.
– Нет, не помню.
– Это оказались серийные убийства. Ты был прав.
– Ах, это… да, теперь вспомнил. Я поразмыслю. Потом.
Димитров понимающе улыбнулся:
– Конечно, Валера.
Через десять минут я вошел в свою квартирку при Пушкинском отделе и сразу отправился в душ. Потом сел на кровать и вытащил из куртки сложенный вчетверо листок. Развернул и некоторое время разглядывал Анин портрет. Ее лицо на нем выглядело лукавым и радостным – я бы хотел запомнить ее такой, но вряд ли мне это удастся.
Я скомкал листок и положил его в медную пепельницу, видимо оставшуюся от предыдущего жильца. Затем взял спички. Мне пришло в голову, что такой конец для портрета будет вполне символичным: все это дело прошло под знаком огня. Огня и крови.
Я чиркнул спичкой о коробок, и через несколько секунд в пепельнице расцвел красно-черный цветок. Бумага медленно расправлялась под действием жара, и на миг из пламени выглянула часть Аниного лица.
Радостного и лукавого.
КОНЕЦ
