– Говорили, говорили о войне и прозевали!
Первый секретарь райкома повысил голос:
– А ну, прекрати панику!
– Да какая там к черту паника, нет паники, есть злость, что прозевали нападение, все надеялись пронесет, вот и пронесло.
– Я не узнаю тебя, ох, е…
Зубарев никогда не ругался, он слыл человеком сдержанным, спокойным, а тут!
– Что случилось, Матвей Григорьевич?
– И нам досталось. Несколько бомбардировщиков кружат над Олевском. Одна бомба разорвалась во дворе райкома, по-моему, есть убитые. Я перехожу в школу, в первую начальную, некоторое время связи не будет, потом надеюсь, наладится, черт… взрывы на железнодорожной станции. Все, майор, до связи.
– Я еду в районный центр, – крикнул в трубку Авдеев, но Зубарев уже не слышал.
Немецкие бомбардировщики уничтожили здание райкома, райисполкома и НКВД, где находилось и отделение НКБ, железнодорожную станцию, промышленный комитет, педагогический техникум, МТС, среднюю школу, несколько десятков жилых домов, в основном в районе железнодорожной станции. Пути были повреждены.
Отбомбившись, «Юнкерсы» двинулись обратно на свои аэродромы. Уходили в том же образцовом порядке, как и пришли, под прикрытием истребителей. А навстречу им, на восток шла уже вторая волна авиации.
Над деревней на малой высоте пронесся небольшой одномоторный самолет со зловещими черными крестами. Люди пригнулись от рева двигателя и побежали к хатам. Самолет, сделав круг, ушел в сторону Олевска.
Авдеев бросил трубку и пересказал собравшимся новости от секретаря райкома.
Наступила тягостная тишина. Закурили.
– Как же теперь жить будем? – спросил Бобрин.
Кулько напомнил:
– У тебя же есть секретная папка в сейфе на случай войны.
– Да, но вскрывать ее без приказа из области я не могу. Без личного приказа первого секретаря обкома партии.
– Ты же слышал, что происходит в городе. Там сейчас не до деревни Горбино.
– Не имею права. Будет приказ – тогда другое дело.
Авдеев поправил ремень:
– Я уезжаю в Олевск.
Кулько проговорил:
– Может повременим, Владимир Александрович, вон как самолеты немецкие разлетались: над деревней и то кружат. Увидят твою «Эмку» на дороге – расстреляют с воздуха. Согласись, сам ни за что погибнешь и людей своих погубишь.
– Но мне надо быть в райцентре.
Бобрин напомнил:
– Твое отделение вместе с отделением НКВД немцы разбомбили.
– И что? Разбомбили здание, сотрудники наверняка успели уйти в укрытие.
Тетерин воскликнул:
– Да никто не говорит, чтобы вы тут оставались, товарищ майор, просто надо дождаться, пока поутихнет. Не могут же немцы летать весь день?
– Ладно, подождем немного, сейчас действительно небезопасно ехать.
– Вот и добре.
Кулько, Тетерин и Бобрин пошли по деревне успокаивать селян. Авдеев с участковым и Золотовым остались у телефона.
Мирон Авдеевич Рылов тоже слышал гул самолетов. Он вышел во двор. В небе ровным строем шли бесконечные ряды бомбардировщиков. Осмотревшись по сторонам, агент перекрестился:
– Слава тебе, господи, свершилось! Ну теперь держись большевистская сволочь.
Он вернулся в хату в приподнятом настроении. Надо кормить узника. Вчера ничего не давал, сегодня надо, а то подохнет соседушка, тогда гауптман с него голову снимет.
Рылов сварил в чугунке картошку в мундире. Положил в миску пару соленых огурцов, отрезал хлеба, подумал – ополовинил и без того небольшой кусок. Забрал из шкафа переданный ему Алексом «Вальтер», новый немецкий пистолет, принятый на вооружение в Вермахте в прошлом году. В магазине – восемь девятимиллиметровых патронов.
Рылов, согласно инструкции гауптмана, привел пистолет к бою. Оставалось только поднять флажок предохранителя вверх и можно стрелять. Посмотрел в окно, но этого ему показалось мало – вышел на улицу. Люди тянулись от сельсовета. Маются в неведении: что же будет дальше? А дальше будет оккупация. Немцы быстро приучат к порядку. Себе надо будет теплое местечко выпросить через Алекса. Подойдет должность начальника на деревне. Ничего, немцы быстро оценят его усердие.
Он уже собрался уходить, как увидел идущего по улице Бобрина с парой активистов. Они подходили к калиткам, заходили во дворы. Рылов понял: успокаивают народ. Скоро дойдут и до него. Придется ждать.
Председатель сельсовета подошел к калитке, за которой, скривившись, стоял Рылов.
– Приветствую, Мирон. Ты чего это скривился, будто у тебя сразу вся челюсть разболелась?
– Да спина вот – что-то прихватило. Продуло, наверное.
– Самолеты германские видел?
– Видел. Это что же, Захар Федорович, война, что ли?
– Этого пока никто не знает, но город и райцентр подверглись бомбардировке.
– Принесло нечисть на нашу землю. Но Красная армия не даст германцам спуску. И самолеты ихние посшибают, дай время.
– Это хорошо, что ты так думаешь, некоторые вон уже пожитки собирают. Только куда ехать? Железнодорожная станция в Олевске разбита, повреждены пути, паровозы тоже наверняка попали под удар. У тебя все нормально?
Рылов вздохнул, вышло очень правдоподобно:
– Да вот спина болит. Не знаю, как и до хаты дойду.
– Помочь?
– Не надо, у тебя сейчас своих забот полно. Доберусь как-нибудь, отлежаться попробую.
– Ну давай, выздоравливай.
– Спасибо.
Председатель с активистами двинулись проулком к конторе. Рылова обеспокоило, что он не видит Коробова: «А где этот проныра? Все вынюхивает. Надо кончать с ним, но то забота гауптмана».
Семен словно услышал его – объявился неожиданно, как будто из-под земли:
– Ты что это торчишь тут, Мирон Авдеевич?
– А тебе какое дело? – огрызнулся Рылов.
– Есть дело. Если думаешь, что не выведу тебя на чистую воду, ошибаешься. Я теперь твоя тень, Мирон Авдеевич.
– А я вот пожалуюсь на тебя милиции, узнаешь тогда, как человеку жизнь портить. Упакуют в кутузку в два счета.
– За тебя даже замечания не сделают, потому как вражина ты, Мирон Авдеевич, и я докажу это.
Рылов выдавил из себя ухмылку:
– Ну давай, доказывай. Может, в хату полезешь, смотреть? Лезь, будет за что привлечь.
– Да пошел ты…
Коробов сплюнул в пыль и направился к конторе. Рылов проводил его ненавистным взглядом: «Нет, убирать его надо, а то и вправду до чего докопается, а немцы еще не пришли. Послал же черт на голову активиста».
