Еще раз осмотревшись, Мирон, с трудом переставляя ноги и держась за спину, поковылял к дому. Закрыв за собой дверь на крепкий засов, сразу же преобразился. Распрямился, прошел в хату, задернул занавески, запер дверь – и во двор. После этого откинул половик и взялся за крышку подвала. Осторожно спустился по лестнице. Сдвинул часть стеллажа и оказался в своеобразной камере. Маханов лежал на кровати. Ноги, руки притянуты к дужкам, во рту кляп.
– Доброго здоровьица, Николай Иванович. Ах да, ты же говорить-то не можешь.
Рылов выдернул кляп.
Маханов тут же глубоко вздохнул и произнес:
– Ну и сволочь же ты, Рылов.
– Я ему доброго здоровья желаю, а он хамит. А еще интеллигент из Москвы. Нехорошо, гражданин Маханов. Я тебе тут поесть принес. Сейчас развяжу, но гляди, – он достал из кармана «Вальтер», снял его с предохранителя, – дернешься, прострелю ноги. Ты и таким господину гауптману сгодишься.
– Я в туалет хочу.
– В туалет? – явно издевался Рылов, – а нету туалета, гражданин Маханов, сортир есть, но он во дворе, а туда тебе выходить нельзя. Вон ведро.
– И как в ведро?
– Да уж изловчись как-нибудь.
– Выносить ты будешь?
– Не-е, я тебе не холуй. Сам вынесешь, когда за тобой гауптман приедет.
– Ты не холуй? – Маханов с усилием рассмеялся. – Ты, Мирон Авдеевич, сейчас самый что ни на есть мелкий холуишко.
– Хочешь вывести меня из себя? Не получится. Давай иди, справляй свою нужду. У параши газета «Правда» с портретом товарища Сталина. Им и утрешься. А потом жрать будешь.
Маханов встал. Ноги и руки сильно занемели. Немного размялся под прицелом Рылова – тот предусмотрительно отошел к стеллажу.
– На парашу, – повел он пистолетом, – и быстрее, мне с тобой тут нянчиться некогда. Кстати, хочу тебя обрадовать: сегодня с утра германская авиация бомбит город. Больше всего досталось райцентру. И над деревней немец пролетал. Скоро и войска придут.
– Врешь! – крикнул Маханов.
– Нет, Николай Иванович, чистую правду говорю. Сам скоро убедишься. Знаешь, а я завидую тебе. Ты нужен немцам. Тебя вывезут в Германию, поселят в каком-нибудь уютном домике или квартире. Получишь возможность работать и всяческие блага. Со временем станешь важным человеком. Женишься на молодой красивой немке, получишь землю той же Украины. А что еще нужно человеку? Достойные условия жизни, почет, деньги. Мне этого не видать, как своих ушей. Хотя и я что-нибудь да получу от новой власти… Ну, чего застыл, иди справляй нужду.
Маханов вздохнул. Он знал о готовящемся нападении Германии, знал, что война будет, но чтобы вот так, сегодня, в воскресенье? Но, похоже, Рылов не врал. И это сильно усложняло положение Николая Ивановича.
Рылов расслабился только на мгновение, когда Маханов натягивал штаны. В это время Николай и бросился на предателя. Крепкий с виду Рылов пропустил удар в челюсть, который отбросил его на стеллаж. Пистолет выпал из рук. Маханов попытался нанести удар ногой, но, тряхнув головой, Рылов отбил удар и нанес свой. Маханов рухнул на пол, откатился ближе к стене.
Рылов закричал от ярости:
– Ах ты тварь, брыкаешься?
Он бросился на Маханова, ударил его головой в лицо. Разбил нос и губы – хлынула кровь. Николай пересилил боль, освободил руку и ударил Рылова в висок. Тот ослабил хватку, в глазах мелькнула боль. Этот удар окончательно взбесил предателя. Он схватил табурет и замахнулся на инженера. Его не остановило бы сейчас ничего, никакие запреты и угрозы гауптмана. Он потерял контроль над собой.
Маханов тем временем дотянулся до пистолета и нажал на спусковой крючок. Выстрел, второй, третий. В глазах предателя застыло изумление. Он выронил табурет, тот упал в сантиметрах от головы Николая. Изо рта агента пошла кровь, заливая и без того окровавленную рубашку Маханова. Рылов обмяк и упал на грудь Николая. Тот с трудом стащил с себя мертвое тело снабженца.
Какое-то время Маханов лежал, тяжело дыша. Затем встал. Не надо было этого делать – с новой силой пошла кровь. Николай разорвал рубаху, приложил к разбитой губе. Кое-как остановил кровотечение. Ощутил, что лицо опухло. Подумал: «А ведь так могут и не узнать!» – забрал пистолет и, не глядя на Рылова, двинулся к лестнице.
Он выбрался на улицу в рваной окровавленной рубахе. Кричать не было сил, но помощь была нужна. Вспомнил о пистолете. Выстрелил в воздух. Первым на шум прибежал Коробов. Выскочил из проулка и остановился как вкопанный:
– Никола, ты?!
– Я, Семен. Я! Я убил Рылова.
– Друг ты мой!
Коробов бросился к Маханову, крича на всю деревню:
– Нашелся, Колька, нашелся! – И принялся обнимать товарища.
И только тут увидел кровь и разбитое лицо. Странно, что не заметил раньше:
– Ты ранен?
– Пришлось схватиться с Рыловым, а это, – он показал пистолет, – его оружие.
– Так ты у него был?
– Да.
– Где он тебя прятал, мы же все осмотрели?
– Стеллажи в подвале видел?
– Ну да, я еще не мог понять, для чего они.
– За ними была оборудована камера. Там меня и держали.
– Кто? Рылов? Зачем он тебя захватил?
Маханов поспешил узнать:
– Это правда, что немцы бомбили город и райцентр?
– Правда, Коля. Пришла война на нашу землю.
– Начальство на месте?
– На месте. Здесь еще и майор Авдеев, начальник районного отделения НКВД, и участковый, и эксперт. По твою душу явились. Это все из-за тебя такой шум поднялся. Но ты не ответил на вопрос.
– Потом, Сеня, помоги дойти до конторы.
– Держись за меня.
А по улице к дому Рылова уже бежали Авдеев с пистолетом в руках и участковый.
Коробов крикнул им:
– Живой наш Колька-то! А я чего говорил! Рылов, подлюка, его в заложниках держал.
– Маханов Николай Иванович?
– Так точно, товарищ майор, меня, наверное, ищут?
Авдеев улыбнулся:
– Ищут – не то слово.
– Надо срочно сообщить в Москву, что я жив и нахожусь в деревне.
– Отсюда мы вряд ли сообщим. Сейчас вам, Николай Иванович, окажут первую медицинскую помощь, и мы с вами поедем в райцентр. Правда, немцы разбомбили Олевск, но не весь. А до того, как мы выедем, вы должны дать показания, что с вами произошло.
– Да, конечно.
Авдеев кивнул Коробову:
– Веди своего друга в контору. А ты, Поленко, – начальник райотделения повернулся к участковому, – найди Золотова. Он медик, поможет; медпункт в деревне, хоть и плохенький, но есть. Да, а где Рылов, Николай Иванович?
