Женщина проговорила:
– Видела я разных, но таких не приходилось. Ступайте к чертовой матери, мне в уборную надо.
– Дверь не забудь закрыть, – улыбнулся Сосновский.
– А это не твое дело, – огрызнулась женщина.
Офицеры ушли. Прилично отойдя от участка Воронко, Сосновский проговорил:
– Ух и хитрющая баба! А говорит-то как убедительно. И не соврала, и правду не сказала. Хитрая.
– Да, повезло с ней Маханову. Без Клавдии пропал бы.
– Уверен, что завтра выйдет.
– Уверен. У него другого выхода нет.
Ранним утром 4-го числа жители Олевска проснулись от угрожающего рева немецких самолетов. Завизжала сирена, установленная на столбе одной из школ. Люди бросились в подвалы. На районный центр заходили «Юнкерсы».
Казалось, для чего им этот небольшой городок, но, видно, в планы германского командования входило полное разрушение Олевска. Начали рваться бомбы сначала на железнодорожной станции, затем в центре, потом на реке – бомбили мост. Самолеты заходили волнами, сбрасывая десятки пятидесятикилограммовых бомб. Грибы разрывов выросли и на Чистой улице, и на Прибрежной.
Клавдия уже поднимала крышку подвала. Еще немного, и она была бы в безопасности, но бомба попала точно в хату. Раскатились во все стороны стены, отбросило к плетню верного пса Бурана, крыша обрушилась и вспыхнула ядовитым пламенем…
Последнее, что подумала Клава: «Лишь бы дом бабы Варвары не разбомбило!» В следующий миг ее разорвало на куски и завалило горящей соломой.
Были уничтожены два соседских дома и еще три напротив, разрывы перепахали берег реки. Досталось и Чистой улице, но, слава богу, в стороне от домов Сабарова и его дочери, Анастасии.
Как только самолеты ушли, наши стали вылезать из подвалов. Вокруг дым, копоть, пыль.
Шелестов бросился на Речную улицу и замер: на месте знакомых домов дымились развалины.
Подошел Коган:
– Беда, командир…
– Чертовы немцы – разбомбили улицу.
– Я не понимаю, почему они вообще налетели на райцентр.
– Об этом ли думать? У нас был прекрасный шанс найти Маханова, а теперь ниточка оборвалась. Погибла Клавдия.
Подбежали и Буторин с Сосновским.
– Может, она жива? – с надеждой проговорил Коган. – Разбитый дом – еще не факт.
Шелестов уцепился за последнюю соломинку:
– Осмотрим развалины, может, Клавдия действительно успела укрыться? А я пройду по улице. Не исключено, что она там, где спрятан Маханов.
Но все было бесполезно. Офицерам не пришлось разбирать руины. Они нашли фрагменты ее тела у обгоревшей стены.
Шелестов сплюнул с досады:
– Черт, а так все хорошо шло!
Сосновский проговорил:
– И теперь мы не знаем, жив ли Маханов. По улице разрушено больше половины домов. А Клавдия наверняка прятала конструктора где-то поблизости, чтобы навещать, не привлекая лишнего внимания.
– Стариков тоже прибило, – вздохнул Коган.
– Ты о чем? – спросил Шелестов.
– О тех, кто жил в 14-м доме. И что теперь делать, командир?
– Не знаю.
Сосновский сказал:
– Вчера над райцентром летали разведчики, сегодня бомбили «Юнкерсы», значит, вот-вот сюда придут германские войска. Уходить надо, и чем быстрее, тем лучше.
Буторин невесело усмехнулся:
– Далеко ли мы уйдем? Немцы двинут прямо на Киев. Куда ни пойдем, везде на них нарвемся.
– Отставить разговоры, – прервал подчиненных Шелестов, – напоминаю: мы здесь для выполнения задания майора Платова и лично товарища Берии. Если вернемся ни с чем, в лучшем случае загремим обратно за решетку. А вернее всего, нас просто поставят к стенке. И потом, мы не обязательно должны притащить Маханова живым, достаточно будет доказательств его гибели. Так что продолжаем поиски.
– Каким образом? – поинтересовался Коган.
– Надо просчитать, где могла прятать Маханова Клавдия.
– Но как?
– Я бы тебе ответил, Боря. Возвращаемся к Анастасии, говорим с ней и с отцом. Может, еще чего узнаем. Нам не надо бродить по улицам. Все, бегом на Чистую.
Офицеры вернулись в дом Анастасии Степко.
Та сказала, что отец ушел. Куда – неизвестно, вроде чего-то проверить хотел. А что именно – не сказал. Ушел и все.
Отсутствовал он около часа. Вернулся, присел за стол:
– Как вы ушли, я стал думать, где Клавдия могла прятать вашего человека. Сначала ничего в голову не приходило, а потом, как обухом, – она же постоянно к местной повитухе бегала, к бабке Варваре! Где, как не у нее и мужика прятать! Пошел я к ее двору. Дом уцелел, сад маленько побило да сарай с земляным погребом. Бабке Варваре досталось – лежит у овчинника вся в крови. Я прошел в дом. Там никого, но, что странно, крышка чердака открыта. А чего бы ей быть открытой? Хотя, конечно, бабка могла лазить туда, там у нее припасы хранятся. Но если сама лазила, то закрыла бы крышку-то. Поднялся я наверх: мусору там – завались, а у слухового окна… матрац с простынями свежими, одеялом и подушкой. И – следы к лестнице.
Офицеры переглянулись:
– Маханов?
– Кто его знает, может, он, а может, кто другой от мобилизации скрывается.
– Надо посмотреть. Идем, – вскочил с места Шелестов.
Но не успели офицеры выйти на крыльцо, как тут же кинулись обратно в хату. По Чистой улице ехала колонна мотоциклов с колясками, на которых восседали немцы. На турелях колясок хищно торчали пулеметы. Прошли мотоциклы, появились бронетранспортеры, за ними средние танки. В райцентр заходили германские войска.
Шелестов в сердцах выругался:
– Ну вот и дождались немчуру.
Анастасия проговорила:
– Что теперь будет?
– Хреново будет, – сказал Коган и посмотрел на Шелестова: – Твое решение, командир?
Майор не стал мешкать:
– Пока немцы не начали патрулирование, отходим.
– Куда? На восток ходу нет.
– А мы пойдем на запад и дальше – на север.
– Не понял, – подал голос Сосновский.
– Нечего тут понимать. Давай, Миша, в палисадник, как пройдут – перебежками к Прибрежной, оттуда аккуратно выходим к реке, берем лодки и переправляемся через Терев. Далее – к месту засады и в лес. Там скажу, что будем делать. Вопросы не принимаю, Сосновский, вперед!
Капитан метнулся во двор, оттуда в палисадник. Залег под кустами сирени и чубушника.
Шелестов повернулся к Анастасии и ее отцу:
