Что-то переменилось в лице Энджи при словах о бывшей жене Мэддокса.
– Ты мне и про штрихкодовых девушек не рассказал.
Мэддокс не хотел об этом говорить. В нем еще не утихло возмущение по поводу напрасной гибели Софии Тарасовой и вмешательства королевской канадской полиции и объединенной группы, фактически связавших им руки. Рассказывать об этом означало взвалить на Энджи новую тяжесть. Как бы не оказалось чересчур, учитывая, сколько на нее свалилось за последние дни. Чувство вины кольнуло Мэддокса и еще от одной, более мрачной мысли: язык Тарасовой отрезали по заказу русской мафии, и объединенная следственная группа, действующая в условиях строжайшей секретности, – очень деликатный и конфиденциальный материал, а Мэддокс чуть-чуть – всего на волос – не очень доверял Энджи в ее взвинченном состоянии. Правильно ей назначили сходить к психотерапевту и разобраться в себе!
– Расследование движется, – ответил он. – Поговорим в понедельник, когда ты вернешься.
Энджи прищурилась и отбросила мокрые волосы с лица, вглядываясь в Мэддокса при слабом свете фонаря.
– Точно все в порядке?
– Ага.
Она слегка нахмурилась, явно колеблясь, будто разрываемая неким внутренним конфликтом.
– Спасибо, что выслушал, – произнесла она наконец. – Я вернусь в воскресенье вечером, заеду сюда и передам беседу с Белкиным. – Она шагнула к Мэддоксу и приложила ладонь к его мокрой щеке: – И тогда ты расскажешь о своем расследовании и… обо всем остальном.
Мэддокс сглотнул – ее слова разбудили в нем целый коктейль противоречивых эмоций и желание.
– Ты уж там поосторожнее.
– Ладно, – улыбнулась она. – Ты тоже.
Отвернувшись, она с новой решимостью зашагала по мосткам, ведущим к охраняемым воротам на причал.
– Буду ждать в воскресенье! – не выдержав, крикнул Мэддокс вслед.
Энджи, не оборачиваясь, подняла руку и вскоре исчезла на улице, растворившись в туманной мгле. Над заливом тоскливо выла сирена – низкая, звучная и одинокая.
Мэддокс постоял под дождем, вглядываясь в туман, поглотивший Энджи. Его посетило нехорошее предчувствие, но прежде чем он успел что-то понять, в кармане зазвонил мобильный. Мэддокс развернулся и побежал на яхту, ответив на звонок, когда оказался в кают-компании. Джек-О по-прежнему мирно дрых на диване и ухом не вел.
– Мэддокс!
– Это Флинт. Извини, что разбудил…
– Я не сплю.
– Хорошо. Только что узнал – тебе дали полный допуск. Ты единственный из полиции Виктории временно включен в эту объединенную следственную группу. Предупредили, чтобы ты присутствовал на расширенном совещании в Сюррее завтра, вернее, уже сегодня в полдень. «Вертушка» будет ждать тебя на вертодроме в шесть.
Глава 36
Вертолет наклонился и пошел на снижение сквозь облака, льнувшие к вершинам гор, как спящие драконы. Неожиданно справа показался Ванкувер, сверкающий серебром в свете зимнего дня и блестящий от дождя. На другом берегу фьорда Беррард современные кварталы Лонсдейла тянулись до самых отрогов Норт-Шор, но выше начинались девственные, густые, непроходимые леса, укрытые белым одеялом и раскинувшиеся до самой Аляски.
В наушниках послышался голос пилота: вертолет заходил на посадку.
От причала Норт-Шор отвалил приземистый плавучий автобус, двинувшись в направлении города и оставляя за собой пенный след.
Вертолет обогнул гигантский белый круизный лайнер под норвежским флагом, стоявший возле знаменитого ванкуверского выставочного центра, и Мэддокс заметил у железнодорожного депо маленький вертодром. Пилот быстро и точно посадил «вертушку» точно в центр белого креста.
Когда Мэддокс с сумкой в руке вышел, пригибаясь под лопастями винта, то сразу достал мобильный и позвонил Флинту, спеша по длинным мосткам к небольшому терминалу. Вверху, на парковке, он разглядел «маунти» в форме, ожидавшего его у полицейской машины.
Едва Флинт взял трубку, Мэддокс спросил:
– Согласились?
– Немного поломались, но после уговоров снизошли. Никто из следственной группы не станет без тебя допрашивать ни Саббонье, ни Камю.
От небольшой одержанной победы у Мэддокса даже немного поднялось настроение. Заговорят ли Саббонье или Камю, еще большой вопрос, но Мэддокс шел на свой первый брифинг с большой претензией к сержанту Парру Такуми, который не стал предупреждать полицию Виктории о потенциальной угрозе для жизни девушек с татуировками. Дело, можно сказать, перешло на личности.
Закончив звонок, Мэддокс взбежал по ступеням на парковку и подошел к машине, назвавшись молодому полицейскому. Тот взял у Мэддокса саквояж и представился констеблем Сэмми Агарвалем.
Пока Агарваль ехал по городу к шоссе, ведущему в Сюррей, Мэддокс смотрел в окно с тягостным чувством в душе. Когда-то Сюррей был его домом. Здесь они с Сабриной поженились, здесь мечтали о большой семье, здесь родилась Джинни. Здесь все пошло вкривь и вкось.
Он помрачнел, вспомнив задевшие его слова Сабрины, припомнившей бывшему супругу его растаявшие мечты пораньше выйти на пенсию, а когда Джинни пойдет в колледж, поселиться с женой на яхте, и свозить ее в лагуну Десоласьон, и жить на необитаемых островках, и ловить рыбу. А на деле Сабрина завела интрижку с бухгалтером Питером, у которого рабочий день с девяти до пяти, приличная зарплата, фамильное состояние, свободные выходные и страсть к опере. Чем прикажете крыть чертову оперу? И как гром среди ясного неба: Сабрина подала на развод. А Мэддокс, как водится, обо всем узнал последним.
Теперь он в Сюррее, а Джинни на острове, одна. Энджи загнали на чисто номинальную должность, и старая шхуна небось снова даст течь на продуваемой всеми ветрами гавани. Мэддокса раздирали противоречивые чувства. Надвинулись тучи, начался дождь, а вместе с этим сгустилось и смутное дурное предчувствие, возникшее у Мэддокса ночью, когда он смотрел вслед Энджи. Он и ее теряет.
Мэддокс взглянул на часы. Сейчас она должна ехать в Хансен. Он даже не спросил, в какой ванкуверской гостинице она остановится. Его не отпускало необъяснимое напряжение.
Глава 37
Охранник ввел заключенного в комнату, где Энджи ждала за столом. Майло Белкина нельзя было назвать высоким – максимум пять футов шесть дюймов, но он был на редкость плотен и коренаст. Судя по всему, пятидесятишестилетний Белкин усердно качался у себя в камере или на прогулочном дворе. Одет он был в тюремную рубашку, широкие штаны и белые кроссовки. Короткий седой «ежик» повторял очертания черепа.
– Майло Белкин, – произнесла Энджи, когда заключенный переступил порог.
При виде нее Белкин замер, побелел и невольно оглянулся на охранника, будто ему очень захотелось уйти.
При виде такой реакции пульс Энджи участился.
Лицо охранника осталось бесстрастным. Он встал у двери. Белкин медленно повернулся к гостье.
