Глава 54
Вторник, 9 января
Энджи медленно приходила в себя. В голове стоял туман. Она силилась понять, что происходит, где она и почему потеряла сознание.
Сколько она так пролежала? Что произошло?
Она попыталась шевельнуть языком, показавшимся слишком большим. Во рту ощущался противный металлический вкус. Череп, мозг, все тело пульсировало болью. Энджи осторожно приоткрыла глаза и вздрогнула от яркого дневного света, сочившегося в зарешеченное окно под потолком.
Узнавание плугом прошлось изнутри:
«Я здесь уже была. Что это за комната?»
Энджи снова закрыла глаза и осторожно тронула затылок. Пальцы стали липкими. Кровь? Попытавшись двинуть головой и снова открыть глаза, Энджи невольно застонала. Шея болела, будто сломанная. Мышцы в раненной Аддамсом руке жгло огнем.
Тогда она оставила попытки приподняться и просто лежала, стараясь что-то понять.
Ей позвонили – вот что случилось. Надя Мосс, едва Энджи вышла из русского клуба. И прошептала, что хочет встретиться с глазу на глаз в переулке за клубом, куда она выйдет покурить – в зале говорить нельзя, слишком рискованно. В голосе Мосс звучало отчаяние.
Энджи напряглась, стараясь открыть глаза, полностью очнуться и вспомнить, что произошло дальше.
Надя показалась на крыльце черного хода и подозвала Энджи, а затем ее схватили сзади за шею… и оглушили тазером. Это наверняка был электрошокер. После этого она ничего не помнит – только чернота и смутное ощущение, что ее везут в машине, а лицо закрывает какая-то ткань. Затем… рокочущий звук, ощущение вибрации. Вертолет? Всплыло воспоминание, что она находилась в вертолете, летевшем ночью. Было темно и холодно, только слабый отсвет каких-то электронных устройств – наверное, приборной доски. Руки и ноги у нее были связаны. Шевельнув ногами сейчас, Энджи поняла, что они свободны, и сапоги по-прежнему на ней. Руки тоже не связаны. Она попыталась поглубже вздохнуть через нос – и узнала запах в комнате.
«Я явно бывала здесь раньше».
Ее охватила тревога. И тут Энджи замерла: она ощутила чужое присутствие. В комнате есть кто-то еще. Она нерешительно потянула носом и ощутила запах пота, замаскированный ароматической отдушкой лосьона для бритья.
– Добро пожаловать домой, Роксана.
Это было сравнимо с новым электрическим разрядом. Энджи перестала дышать, перенесшись назад во времени. Она оказалась в сырой темной комнате, куда Алекс помог ей попасть с помощью гипноза.
«– Я лежу на кровати в темной комнате. Рядом со мной кто-то есть, держит меня за руку. Женщина. У нее кожа прохладная и мягкая. Она нежно, негромко напевает что-то вроде колыбельной… О двух котятах. На польском. Вдруг она перестает петь – кто-то вошел. Я пугаюсь. В комнате становится темнее… На ней лежит мужчина. Крупный, очень большой.
– На ком, Энджи?
– Не знаю… На женщине, которая поет колыбельную. Лежа на ней, он рычит, как собака, а она тихо плачет. Очень боюсь. Это плохо. Страшно…»
Энджи резко села, и все вокруг закружилось. Тошнота подступила к горлу, она подавилась. Она на кровати – Энджи похлопала по матрацу вокруг себя: перед глазами по-прежнему все расплывалось.
– Вот ты и дома, Роксана, – повторил кто-то. Голос низкий, глубокий, звучный. В Энджи плеснулся ужас. Она сглотнула и с усилием заморгала. «Я знаю этот голос. Я его уже слышала».
Наконец зрение сфокусировалось. Энджи разглядела стену и зарешеченное окно и осторожно повернула голову вбок, к источнику голоса. Бледный свет, проходящий в окно, освещал крупного мужчину. Рыжие волосы, густая борода. Бледная кожа, светло-серые глаза.
«Рыжий дядька. Плохой». Это он.
– Кто вы? – хрипло вырвалось у нее. – Где я?
Мужчина подался вперед и погладил ее по волосам, задержав длинную прядь в толстых пальцах. Он наклонил голову, и Энджи увидела голубого краба сбоку на его мощной шее.
– Красавица, – прошептал он. – Какой красивой ты выросла, девочка моя, – кончиками пальцев он тронул ее губы, проведя по шраму. Энджи отшатнулась, ударившись о стену.
– Убери от меня руки, блин!
Он широко ухмыльнулся. Свет отражался в его глазах.
– Сюда я привожу всех моих девочек, Рокси. Припоминаешь? Здесь я держал вас с мамашей. Я привез тебя сюда, чтобы ты проснулась, огляделась и все вспомнила. И меня чтобы вспомнила. Я хотел увидеть тебя, коснуться, заглянуть в глаза, и чтобы ты поглядела в мои. – Он пристально рассматривал ее. – Мое потомство, – тихо сказал он. – Смышленая девочка. Спустя столько лет ты меня отыскала. И клуб мой нашла… Очень неплохо, Рокси. Ты настоящая дочь своего отца.
С желчной горечью во рту Энджи не нашлась с возражениями. Она видела доказательства его правоты в бледной коже, цвете волос, светло-серых глазах. Она нашла его, нашла своего биологического отца, и он оказался тем самым «рыжим дядькой» – чудовищем.
– Как вас зовут? – прошептала она.
Он улыбнулся.
– Оли. Олег Каганов.
– А моя мать…
– Одна из моих шлюх, девчонка из Польши. Забеременела в шестнадцать лет.
Энджи не могла дышать от эмоций. Она вглядывалась в Каганова, пытаясь запомнить лицо, фигуру, запах. Понять его, своего отца.
– И вы ее убили. Вы же убили мою мать?
Улыбка Каганова стала мрачнее.
– Ану, – добавила Энджи. – Ее звали Аной.
– Очень хорошо. Это тебе Сёма сказал?
Клокочущая ярость поднялась изнутри, знакомыми струйками просачиваясь в кровь. Энджи ощутила знакомый вкус бешенства. На этот раз в нем были острые, режущие грани, и в голове сразу прояснилось. Злость смешивалась с болью, пульсировавшей в теле.
– Анастасия Ковальская, – подтвердил рыжий. – Дочь Данека Ковальского, политического активиста, которого посадили, а потом и прикончили, когда «Солидарность» в Польше только поднимала голову…
«Дедушка. У меня был дед, которого звали Данек Ковальски!»
Энджи ухватилась за эту новость. Значит, ее семья из Европы! Она выберется из этой комнаты, из этой тюрьмы своего прошлого, найдет оставшихся родственников и расскажет им, что сталось с Аной.
– Ана рассказывала, что ее мать умерла, когда она была маленькой, – серые глаза Каганова не отрывались от таких похожих глаз Энджи. – Отец растил ее один. Ей было четырнадцать, когда в Польше начались беспорядки и отца арестовали. Тогда-то перевозчики ее и сцапали. Вот, смотри, – Каганов взял с тумбочки фотографию и подал Энджи: – Бери, бери.
Энджи выхватила снимок и жадно уставилась на него. Юная девушка с большим круглым животом. Копия Энджи, когда та сама была подростком, только волосы темные и волнистые и цвет кожи смуглее. На глаза навернулись слезы. Энджи отчего-то затрясло.
