Гномы-охранники мельком взглянули на Сабби, затем, сверкая ятаганами и глазами, внимательно рассмотрели Агату и ее друзей, явно обнаружив их под змеиной кожей. Затем один из гномов – начальник караула, наверное, – махнул рукой, Сабби нажал на педали, и рикша покатила по золотистой дорожке к сияющему, как голубой хрусталь, дворцу. Это было самое большое сооружение во всей Гномии, достаточно просторное, чтобы вместить нормального человека.
У Агаты свело желудок, это было напоминание о том, что она здесь не турист. Где-то наверху за ней и ее друзьями шла охота по всем Бескрайним лесам. Сама же она оказалась под землей и целиком зависела сейчас от милости здешнего императора, ненавидевшего, между прочим, все человечество. Веселый расклад, не так ли?
Двое стражников распахнули двери дворца, и Сабби въехал внутрь.
– Теперь можете снять с себя змеиную кожу, – сказал он, останавливаясь.
Софи уже и так выбралась из-под накидки и с жадным любопытством разглядывала роскошный вестибюль, обрамленный арками из голубого камня. Агата выбралась из рикши следом за подругой и принялась изучать эти арки внимательнее. Они оказались удивительными. По поверхности голубого камня медленно стекали крохотные капельки расплавленной лавы, произвольно менявшие направление и время от времени внезапно взрывавшиеся, превращаясь в облачка красного дыма. Пол вестибюля тоже был выложен голубыми каменными плитками, по которым тянулись следы кошачьих лап, выложенные сверкающими красными блестками. Эти цепочки следов напоминали Агате рассыпанные по ночному небу созвездия.
Откуда-то из дальнего угла вестибюля выплыли по воздуху три листа кувшинок. На каждом листе стоял высокий стакан с золотисто-розоватым молочным коктейлем и посыпанные кокосовой стружкой пирожные. Агата, Тедрос и Софи с удовольствием набросились на них, при этом на месте съеденных пирожных волшебным образом появлялись новые, а выпитые стаканы с молочным коктейлем опять наполнялись до краев. Когда путешественники наелись и напились, к ним подплыли три новых листа с горячими, влажными, пахнущими мятой полотенцами – вытереть покрытое грязью и дорожной пылью лицо. Любопытно, что на одном из этих трех листьев приплыла даже чистая рубашка для Тедроса.
– Ну, если в этом убежище все поставлено на таком уровне, то я вообще осталась бы здесь и никуда наверх не рвалась, – заметила Софи.
– Я буду только рад оставить тебя здесь, пока некая «гнилушка» вернется в Леса, чтобы отвоевать свой трон, – проворчал Тедрос, натягивая на себя свежую рубашку.
– Но поскольку эта «гнилушка» никогда ничего без моей помощи добиться не могла, придется ей пятки мне целовать, упрашивать, – хихикнула Софи.
– Я тебя уже поцеловал однажды, – хмуро ответил Тедрос. – И это было просто ужасно.
После этих слов Софи замолчала, надулась.
– Что и говорить, вы оба сто́ите друг друга, – подвела итог Агата.
После этого замолчал и Тедрос.
– Ну, а теперь я должен вас покинуть, – раздался в тишине мелодичный голос Сабби.
Трое путешественников дружно обернулись и увидели юного гнома стоящим перед дверью в дальнем конце вестибюля. Сабби распахнул ее, и за дверью обнаружился голубой водяной занавес, причем струйки, достигшие пола, волшебным образом тут же взмывали вверх, чтобы повторить свое падение. И так снова, и снова, и снова… без конца.
– Идите, – сказал Сабби, кивком указывая на удивительный водопад. – Не заставляйте его величество ждать.
Софи фыркнула, явно не желая промокнуть, но Агата уже прижала к себе одной рукой сумку с хрустальным шаром, другой рукой подхватила принца и решительно двинулась к двери.
– Как ты думаешь, он поможет нам? Я имею в виду, император Тель Шорт? – спросила у Тедроса Агата, остановившись вместе с ним перед самым водяным занавесом.
Тедрос повел бровями, пожал плечами. Он совсем не был теперь похож на мальчика, который уверен, что легко сможет добиться всего, чего захочет.
– Вроде бы должен помочь, – неуверенно ответил принц.
Держась за руки, они в последний раз оглянулись на Сабби.
– Удачи! – подмигнул им гном.
Агата и Тедрос шагнули вперед и прошли сквозь воду. Почти сразу вслед за ними вынырнула и Софи – ее белое платье намокло, волосы растрепались и торчали в разные стороны, в руке до сих пор был зажат стакан с молочным коктейлем.
– Брр! Я промокла насквозь! Промокла! Про… эй, погодите-ка секундочку! – Софи удивленно заморгала, обнаружив, что Агата и Тедрос остались совершенно сухими, а затем повернула голову в ту сторону, куда они смотрели не отрываясь.
А посмотреть действительно было на что. Перед ними открылся просторный тронный зал, который правильнее было бы назвать бархатным. Всё здесь – и стены, и пол, и даже потолок были обтянуты темно-синим, как поздние сумерки, бархатом. Стены были не сплошными, их разделяли на отдельные панели мерцающие оранжевым светом линии, состоящие из множества светлячков. Светлячки эти не стояли на месте, но постоянно передвигались стройными колоннами вверх и вниз, освещая зал.
Впереди, у дальней стены зала, под яркой, наполненной светлячками люстрой, поблескивал золотой трон – массивный, громадный, хоть Гиганта из Ледяных равнин на него сажай. На высокой спинке трона были вырезаны крупные буквы: «О.П.И. Тель Шорт».
А на бархатном полу, у подножия трона, сидела и внимательно смотрела на пришедших большая компания.
Агата ахнула.
Все они были здесь, все. Эстер, Анадиль, Дот, Хорт, Николь, Робин, Гиневра, Шериф и остальные ее друзья, спасшиеся во время битвы у эшафота, а теперь укрывшиеся здесь, в Гномии…
И не только они одни.
Во дворце Тель Шорта оказались и те, кого Агата оставила в Школе. Профессор Анемон, профессор Мэнли, профессор Шикс, принцесса Ума, Юба, Кастор и первокурсники, всегдашники и никогдашники – все они тихо сидели на полу.
Они смотрели на Агату, Софи и Тедроса, выжидающе поглядывали на дверь, ожидая увидеть показавшуюся из-за водяного занавеса декана Школы Добра.
Потом все они увидели выражение лица Агаты.
И все поняли.
– Где бы ни находилась сейчас Доуви, я верю, что она пребывает в мире, – сказал Робин, обращаясь к Агате. – Она гордилась бы тобой.
Агата выдержала взгляд Робина, не давая прорваться наружу своему горю.
А в следующую секунду друзья и преподаватели налетели, окружили ее, задушили в своих объятиях.
– Я молилась о том, чтобы ты выжила, – захлебываясь, шептала Эстер, не в силах сдержать своих чувств. – Доуви, должно быть, услышала меня. Она до самого конца оставалась твоей феей-крестной.
– Мы любим тебя, Агата, – горячо сказала Кико.
– Даже я, хотя ты мне в принципе не нравишься, – сказал Хорт.
Николь отпихнула его в сторону, сама обняла Агату.
