– Конечно, мы же решили не оставлять в холодильнике скоропортящиеся продукты и выключить его на время нашего отсутствия, – припомнил Зяма.
– Гусю надо срочно пристроить в добрые руки, – постановила Трошкина и посмотрела на меня.
– У меня злые! – заявила я и спрятала свои руки за спину.
– Я брошу клич на Фейсбуке! – объявила Алка и порысила в комнату, продолжая прижимать к животу радостно скалящегося песика. – Не бойся, Гуся! Сейчас мы найдем тебе новый дом и доброго хозяина, который любит животных. Может, у него уже даже будут собаки…
– Ну да, ну да, – покивала я с легким скепсисом.
И напела:
– Жили у бабуси три веселых Гуси…
– Что? Повтори! – Зяма мягко закрыл холодильник и уставился на меня.
– Жили у бабуси три веселых Гуси, – повторила я. – Один серый, другой белый, третий полосатый, как-то так…
– Дюха, ты гений! – просияв, объявил братец и побежал за женой. – Алка, стоп! Отставить клич на Фейсбуке, у меня есть идея!
– Я уверена, что она гениальная! – В голосе Трошкиной слились в экстазе похвальная преданность и беспардонная лесть.
Ну идеальная супруга!
– Мы коварно подбросим Гусю в фамильное гнездо! – выдал Зяма.
– В наше фамильное гнездо? – уточнила я, потому что мало ли, вдруг этот любитель халатов и чувяков по восточной традиции взял себе еще пяток жен, просто гнездятся они на какой-то другой жилплощади.
Хотя я на месте Зямы поостереглась бы подбрасывать Алке такую «гениальную» идею. Трошкина – она только с виду и в мирное время нежный ландыш. В условиях, приближенных к боевым, моя подруга с легкостью завалит пару Терминаторов.
– Конечно, в наше! – Зяма расплылся в злорадной улыбке.
– Ну, нет! Я протестую! – Мне эта идея не понравилась. – Напоминаю: руки у меня злые, а память дырявая, так что я не смогу обеспечить вашему Гусе регулярную кормежку и прогулки по расписанию. Да я его вообще потеряю!
– Опять?! – Трошкина ужаснулась и туже стиснула песика в объятиях, жалостливо бормоча: – Маленький Гусенька не хочет снова потеряться, он и так уже настрадался, намучился, бедняжечка…
Придавленный песик взвизгнул, а мы с братцем переглянулись и, кажется, одновременно сообразили, что не прояснили обстоятельства появления у нас бедняжки Гусеньки.
Я уже открыла рот, но Зяма успел раньше и первым строго спросил:
– Откуда собачка?
– Из лесу, вестимо! – с готовностью ответила Алка и живенько нарисовала ретроспективную картинку маслом.
Салон красоты, в который Трошкина отправилась почистить перышки перед перелетом на юг, граничит с большим неухоженным парком. Окраины его белым днем выглядят вполне цивилизованно: там резвятся дети, гуляют мамаши с колясками, сидят на лавочках старушки… Но углубляться в старый парк не стоит. Нахоженых тропинок там хватает, но шастают по ним преимущественно сомнительные личности – бомжи, забулдыги, наркоманы… Однажды там даже маньяка поймали. Маньячил он, правда, в других местах, а вот прятался в парке, в заброшенном гроте у декоративного озера. Завесил вход в пещерку мятым куском брезента, распустил поверх него зеленые плети разросшегося плюща – и шикарную берлогу себе обустроил, очень стильную, Зяма хвалил. А Зяма у нас известный и модный интерьер-дизайнер…
Короче говоря, когда Трошкина на своем ярко-желтом «Пежо» в попытке объехать пробку на улице выруливала в цивилизацию по парковым задворкам, из темного леса на свет фар стремительно, с кувырками, как перекати-поле, вылетел этот самый Гуся.
Сначала Алка приняла его за футбольный мяч – черно-белый Гусин окрас это заблуждение оправдывал. Резонно предположив, что вслед за мячом появятся некие футболисты, она затормозила, открыла окошко и приготовилась рассказать неразумным детям, как опасно играть с мячом вблизи проезжей части. В ситуациях, не являющихся критическими, наша Трошкина до отвращения правильная особа с запредельно высоким уровнем гражданского сознания и социальной ответственности!
Попадись ей эти воображаемые футболисты, она вцепилась бы в них клещом и довела бы нотациями до слез и соплей. Но никакие футболисты из леса не вышли, а предполагаемый мяч трансформировался в умильного песика, и педагогический пыл Трошкиной лишь подогрел ее вечную самаритянскую доброту.
Выйдя из машины, Алка на пару с резвым Гусей с четверть часа бегала по парку, аукая хозяев потерявшейся собачки. Никого, слава богу, не нашла – бомжи, забулдыги и наркоманы в этот момент обретались где-то в другом месте, а маньяка давно повязали, но оставить песика один на один с проблемой Трошкина, разумеется, не смогла.
– Я бы, конечно, еще поискала и объявления на деревьях развесила, но помнила, что нужно спешить на самолет, поэтому взяла Гусю с собой, – закончила доклад неисправимо добрая самаритянка.
– То есть не исключено, что ты поспешила прихватизировать чужого песика, – трезво рассудила жестокая я. – А его хозяева сейчас бродят по парку, рыдая и заламывая руки!
– На Гусе нет ошейника, я проверила! – возразила Алка.
– Но для бродяжки он слишком чистый, – не сдалась я.
– Так, все это совершенно неважно! – Зяма хлопнул в ладоши – как будто моль в воздухе прибил. – Основательно разбираться с вольнолюбивым Гусей и его раззявистыми хозяевами будем позже, сейчас возможно только временное решение, потому что самолет нас ждать не будет. Дюха, свободна!
– Есть, мой генерал! – Я браво козырнула, развернулась на месте и зашагала восвояси – именно что есть. Папины пирожки – они всегда тяготеют к скоропостижной кончине…
Зяма это тоже знает, поэтому он крикнул мне вслед:
– И не сожри там все пироги! Мы сейчас тоже будем!
Я только кивнула, бодро прошагала на свой этаж и, уже входя в квартиру, громко провозгласила:
– Всем привет, я дома, и Зяма с Алкой тоже сейчас будут!
– Что именно они будут? – ворчливо уточнил папуля из кухни. – Есть? Или сочинять ужастики о вреде мучных изделий?
– Что, мамуля села на диету? – сочувственно уточнила я, в утешение расстроенному кулинару сцапав каждой рукой по пирожку и тут же их продегустировав. – Ум-м-м… Вкуснятина!
– А руки помыть? – по инерции пробурчал папуля, но его заузленные брови расправились.
– Да какая диета, Дюша, о чем ты говоришь? – Из гостиной приплыла мамуля – в руке блокнот, за ухом карандаш, на лбу очки – оторвалась от праведных писательских трудов. – Этот коварный тип гражданской наружности, пока я вдохновенно тянула сюжет и слабо ощущала реалии, без объявления войны подсовывал мне под руку свои пирожки, так что я съела уже пять штук!
– Успокойся, ты съела всего два пирожка. – На возбужденные голоса прибрела бабуля – заслуженный ветеран словесных баталий. – Три я с твоей тарелочки стянула, пока ты не ощущала реалии. А что? Они бы остыли.
