Вопрос был резонный – у Голиковых летом наружная дверь то и дело стоит нараспашку, а лестничная площадка изнутри квартиры вся просматривается.
– Может, и увидели бы, кабы кто-то втихую дверь не закрыл! – Петрович грозно пыхнул дымом в супругу. – Я и прилег-то всего на минуточку, а она тут же все закупорила!
– А ну тебя, старый хрыч! – Вера Ивановна отмахнулась разом и от дыма и от претензии, ушла в квартиру.
Я кивнула своим мыслям: значит, поджигатель дождался, пока дверь Голиковых закроется…
– Ладно, мне пора. – Я коротко попрощалась с дедом Петровичем, спустилась по лестнице на пролет вниз и внимательно осмотрела межэтажную площадку.
Ага, точно, вот тут он ждал – на подоконник присел и задом пыль с него стер.
Я пожалела, что поднималась не пешком, а на лифте – могла бы своими глазами увидеть этого злоумышленника! Ну что теперь, поздно сокрушаться.
Понимая, что этого гада мне уже не догнать, я спустилась вниз без особой спешки, но на выходе из дома бросила взгляд на сухую траву в палисаднике и встревожилась: ох, не стал бы мой перелетный дождевик причиной пожара во дворах!
Вспомнив, куда выходят окна квартиры Голиковых, я обошла дом и двинулась в нужном направлении, внимательно оглядываясь по сторонам.
Пылающего дождевика нигде не было видно. То ли он уже благополучно догорел, то ли упал на крыши гаражей. Я на всякий случай попрыгала вблизи них, пытаясь заглянуть на крыши, чутко понюхала воздух – не пахнет ли гарью. Потом еще для полного душевного спокойствия обошла эти самые гаражи, спугнув дворовую кошку, и на задворках действительно кое-что нашла: спрятавшийся от дворника островок зловредной амброзии, а на нем, на самых вершинах дюжих кустов – листок бумаги, явно спланировавший откуда-то сверху.
Бумажка была белая, ровная, свежая, она не выглядела использованной в качестве пипифакса, и все-таки я взяла ее с осторожностью. Наверное, это снова сработали интуиция и чувство опасности.
На бумажке уже знакомо, аккуратными печатными буквами, было написано: «Второе предупреждение».
Как реагировать на повторную угрозу, я не знала, поэтому вернулась к прежнему плану и поехала в офис.
По дороге, сидя в троллейбусе, проверила свой мобильный и увидела, что мне дважды звонила Машенька. Перезванивать ей из общественного транспорта я не стала – жаждущие развлечений бабулечки были начеку, обсуждать при них детективные истории мне не хотелось. Все услышанное бабушки тут же понесли бы в народ, попутно вдохновенно перевирая информацию, так что уже к вечеру по городу гуляли бы слухи о сожженной дотла многоэтажке и газонах, сплошь заваленных мертвыми телами и их фрагментами.
А Машенька, похоже, давно уже томилась в ожидании, но при этом удачно притворялась, будто переживает муки творчества: она что-то черкала в фирменном блокноте, закрываясь от коллег локотком и здоровенной книгой какой-то презентации, а перед ней вереницей, как слоники на бабушкином буфете, тянулись разнокалиберные чашки с остатками кофе. Судя по крепкой гуще в них, кто-то из товарищей по работе уже выдал стажерке военную тайну о существовании у нас кофемашины.
– Тебе привет из Сенси-парка, – конспиративно сказала я, заглянув за барьер из презентации.
Она была оформлена на крепко заламинированных листах формата А3 и в случае военных действий легко могла заменить собой прочный бруствер на пару персон.
– О! Наконец-то! – воскликнула Машенька радостно.
Можно было подумать, что она обрадовалась привету из Сенси-парка. Я понадеялась, что окружающие так и подумали. Нужно было поддерживать легенду о нашей чрезвычайной увлеченности продвижением нового развлекательного заведения.
Я переставила свой стул к столу практикантки, ловко соорудила из раскрытой презентации надежное противострелковое укрепление и, спрятавшись за ним от чужих глаз, нашептала Машеньке:
– Камеру наблюдения на лужайке поставят уже сегодня, это хорошая новость…
– А есть и плохая?
– А как же! Вот, смотри!
Я положила на стол обнаруженную за гаражами записку.
– Час назад мне подожгли дверь!
– Твою дверь?! – Машенька искренне ужаснулась.
– Не совсем. Она в такой же степени моя, как и «Пежо»: и машина и квартира вообще-то принадлежат моей лучшей подруге, но я ими пользуюсь при случае, – объяснила я. – Так вот, сегодня, подходя к этой квартире, я увидела, что ее дверь горит. Кто-то облил ее бензином и убежал, оставив записку…
– И она не сгорела?
– Дверь? Нет, ее облили водой, да и нечему там было гореть, кроме бензина и краски – сама дверь металлическая…
– Я про записку! Как это она не сгорела?
– Она лежала не под самой дверью, а где-то в стороне, далеко от огня, а потом соседи распахнули свою дверь, и бумажку ветром унесло сквозь их квартиру во двор, там-то я ее и нашла, – скороговоркой протарахтела я. – Короче, я не знаю, что и думать. Полагаешь, это может быть как-то связано с нашим расследованием?
– Скорее, это как-то связано с твоей подругой.
– Но ее нет в стране, и вообще она очень добропорядочна и благонравна!
– А ты думаешь, гангстеры только друг друга трамбуют, честных граждан не запугивают? – Машенька фыркнула.
– Тебе видней, ты дочь банкира, – кивнула я, невольно выдав свое отношение к крупным финансистам. – Но почему ты сказала «гангстеры»? У меня еще есть надежда, что пробитые колеса и подожженная дверь – всего лишь чья-то злая шутка.
– Ага, и шутит неизвестный весельчак исключительно с тобой?
– Или с моей подругой, – согласилась я. – Да, ты права, это подозрительно. И я узнавала у участкового и в детской комнате – других таких историй в нашем районе в последнее время не было.
– Ну вот! Значит, это не детишки шалят. А про гангстеров я вспомнила потому, что это очень в их стиле – выдавать провинившемуся три предупреждения, всякий раз усиливая нажим.
– Поясни, – попросила я.
– А что тебе непонятно? Сначала тебе прокололи шины, это было неприятно и затратно, но безболезненно: первое предупреждение. – Машенька принялась загибать пальчики. – Потом тебе подожгли дверь, это уже страшнее, потому что напугало не только тебя, но и соседей. То есть второе предупреждение серьезнее, чем первое. По идее, третий случай должен быть еще более резонансным…
– Например? – Я заволновалась.
– Ну-у-у… Например, это может коснуться кого-то, кто тебе дорог. Будь у тебя ребенок…
– Тьфу на тебя! – Я рассердилась. – Не надо меня запугивать, мне и так страшновато!
Воображение уже трудилось вовсю, рисуя картину-хоррор «Похищенные мафией». Живописное полотно, выполненное небрежными мазками в самых мрачных тонах, изображало мамулю, папулю и бабулю, прикованных ржавыми цепями к осклизлой стене сырого темного подвала. В правом нижнем углу картины некая личность на редкость отталкивающего вида замешивала в большом корыте цементный раствор, на переднем плане выжидательно поблескивали три железных тазика…
