Он взял меня за руку и повел за собой. Мы обошли храм, и Женя толкнул одну из неприметных дверей:
– Смотри под ноги, не запнись.
Я вошла в небольшое помещение с высокими потолками и огляделась. Все вокруг было выкрашено в ослепительно-белый цвет. Из проема в потолке на нас лился дневной свет.
– Сюда? – спросила я, недоверчиво глядя на узкую деревянную лестницу, приставленную к стене.
– Да. Давай я тебя подстрахую.
Мы поднялись по ступеням и оказались в точно таком же помещении, наверх вела еще одна лестница, потом еще одна. Чем выше я поднималась, тем сильнее возрастал азарт. Когда я услышала пение птиц и завывание ветра, мое сердце уже колотилось с невероятной скоростью.
– Это что, колокола? – выдохнула я, поднявшись на самый верх.
– Красивые, правда?
Я сошла с лестницы на каменный пол и огляделась. Мы находились в самой высокой точке башни. Со всех сторон нас окружали огромные округлые проемы, в которые врывались солнечный свет и лихой ветер, и в каждом из них висело по колоколу или даже по несколько: от огромных до самых крохотных.
Я выпрямилась, вдохнула полной грудью, и от волнения у меня закружилась голова.
Каким же все здесь было величественным! Эти огромные литые корпуса колоколов, выбитые на них буквы и образа, слепящий солнечный свет, скользящий по бронзовым поверхностям.
Все здесь дышало ощущением чистоты и возвышенности. Просто дух захватывало.
– Не бойся, прикоснись! – предложил Женя.
Я подошла к самому большому колоколу и положила на него ладонь. Металл, нагретый на солнце, приятно обжигал кожу. По ней тут же побежали сотни мурашек. Ощущение было такое, будто я прикоснулась к чему-то сокровенному, великому, необъятному.
– Мои родители живут здесь недалеко. Мы переехали сразу, как построили этот храм, поэтому я часто бывал здесь.
Я подошла к краю, посмотрела вниз и застыла, не в силах произнести ни единого слова. Весь город с этой точки был словно на ладони. Но поразило меня не это, а то, что я вдруг поняла, где нахожусь. Слева был тот самый овраг, мимо которого мы часто проходили с Зоей. Теперь он весь зарос деревьями и кустарником. А прямо передо мной раскинулись холмы, на которых мы с ней весной загорали, а зимой катались на санках.
Теперь их частично облагородили, справа оборудовали парк. Но самым удивительным было то, что мы с Женей сейчас находились именно на том месте, куда всегда были направлены наши с Зоей взоры. На храм. Во времена нашего детства он был всего лишь непонятным долгостроем: вечный забор, медленно растущие стены, брошенная техника и постоянно сменяющие друг друга суета и застой.
– Этот храм строили на пожертвования, – сказал Женя, – больше пятнадцати лет.
– Я его помню, – пробормотала я, скользя ладонями по грубым кирпичным выступам. – Помню в самом начале стройки. Я даже не знала, что это будет храм.
– Я не видел места красивее. – Парень приблизился ко мне сзади.
Прохладный воздух щекотал нервы. От звука Жениного голоса у меня замирало сердце. Я почувствовала, как он прикоснулся ко мне, и на мгновение закрыла глаза. Если бы нужно было выбрать всего одно мгновение, которое можно будет пережить еще раз, я бы выбрала именно это: мы с ним стоим вдвоем в объятиях ветра, перед нами раскинулся самый красивый город на земле, я чувствую спиной Женино тепло, мою шею щекочет его дыхание, и счастье захлестывает нас с головой.
– Спасибо тебе за то, что ты показал мне это место, – хрипло проговорила я.
– Пожалуйста.
Женя положил свою ладонь поверх моей, и я немного отклонилась назад, прислоняясь к нему. Мы никогда не были так близко. Тесно, почти вплотную. Мы никогда так долго не прикасались друг к другу.
– Тебе хорошо?
– Да, очень.
Я слышала его дыхание. Прерывистое, частое. Оно срывалось с его губ и смешивалось с моим. Наши сердца громыхали все сильнее. Мое тело дрожало от ощущений, которые я никогда прежде не испытывала. Мне не хотелось, чтобы этот трепетный, интимный момент нашего единения, такой невинный и зыбкий, когда-то заканчивался. Мне хотелось быть такой счастливой, как сейчас, абсолютно всегда.
– Я хотела тебе кое-что рассказать, – прошептала я.
Моя рука под его ладонью дрогнула.
– Что?
– Тогда с Левицким… у меня… у нас не было ничего.
После недолгого молчания Женя сказал:
– Тебе, наверное, было неприятно, что все об этом говорили.
– Очень! Очень обидно и больно. И чем больше я оправдывалась, тем меньше мне верили, поэтому однажды я просто забила на это.
– И тебе было важно, что о тебе думают другие?
Я прижалась, еще сильнее впитывая спиной его тепло.
– Я поняла, что мне важно только то, что об этом думаешь ты.
– А я вообще не думаю об этом, – прошептал он. – Я думаю только о тебе.
Мне ужасно хотелось повернуться и поцеловать его. Снова ощутить сладкий вкус его губ и вкус нового чувства, захватившего меня с головой. Но я не двигалась. Вряд ли церковь была подходящим местом для поцелуев.
– Хочешь попробовать позвонить в колокола? – вдруг спросил Женя.
– Я?
Тело протестующе заныло, когда парень отошел. Я нехотя обернулась.
– Вставай сюда! – Женя взял меня за руку и подвел к увитой веревками площадке. – Звук колокола зависит от его формы, величины и толщины. Все они звучат по-разному, но главное в них – созвучие. Колокольный звон не подчиняется правилам классической музыкальной гармонии, и в этом вся прелесть. – Он положил мою левую ладонь на веревки слева, тянущиеся к языкам маленьких инструментов, а в правую вложил связку веревок от массивных колоколов. – Говорят, что колокольный звон очищает и исцеляет.
– Это как-то спасет меня от того, что я собираюсь звонить в них без позволения священнослужителей? – забеспокоилась я. – Скажи сразу, нам попадет за это?
– Все будет нормально, не переживай. – Он указал на педали внизу: – Нажимай вот сюда. Да, вот так ритмично. И тяни веревки на себя.
Колокола зазвенели неожиданно громко, и я испуганно втянула голову в плечи.
– Не бойся! – подбодрил Женя, помогая мне. – Давай активнее, чтобы получилось красиво.
Я начала дергать за веревки невпопад, и по телу побежала горячая вибрация. Сердце билось уже где-то в ушах, мурашки табунами разбегались по телу. Эта музыка… Она была чем-то волшебным, пронизывающим душу насквозь. Создавать ее было очень интересно и захватывающе, но мои мысли постоянно крутились вокруг того, что я делаю что-то незаконное и сейчас сюда поднимутся служители церкви и будут отчитывать меня за святотатство.
– Это было невероятно, – произнесла я, отпуская веревки.
