– А правда, что никакой анестезии?
– Да, к сожалению. А вы когда приехали?
– Вчера.
Амор возвращается к своей сигаре. Появляется Тоня и ставит перед Барри виски на салфетке с золотой надписью «Отель Воспоминание».
– Решили, что будете делать, когда вернетесь? – спрашивает мужчина помоложе.
Барри отпивает немного скотча. Во вкусе нотки хереса, карамель, сухофрукты и алкоголь.
– Есть кое-какие планы. Покончу вот с этим, – он поднимает сигару. – Поменьше вот этого, – показывает на стакан с виски. – Когда-то я был архитектором – есть один проект, за который я не взялся, о чем всегда жалел. Это могло бы стать главным моим достижением в жизни. А вы?
– Не знаю. Я чувствую себя таким виноватым…
– Почему?
– Разве мы поступаем не эгоистично?
– Это наши воспоминания. Никто другой не может претендовать на них. – Амор опрокидывает в рот остатки своего виски. – Ну, мне, пожалуй, пора на боковую. Завтра важный день.
– Да, я тоже пойду.
Встав, мужчины пожимают друг другу руки, желают удачи и направляются к лифтам. Барри смотрит им вслед. Когда он поворачивается обратно к стойке, перед ним стоит барменша.
– Что это за место, Тоня? – спрашивает он.
Губы и язык почему-то плохо слушаются, и слова выходят тягучими и неуклюжими.
– Кажется, вам нехорошо, сэр.
В голове словно ослабевает какая-то пружина, связывавшая его с реальностью. Барри смотрит на свой стакан, потом на Тоню.
– Винс отведет вас в номер, – добавляет она.
Барри кое-как слезает с табурета и, нетвердо держась на ногах, оборачивается. Глаза встречаются с мертвым взглядом бритого мужчины из закусочной. Вокруг шеи у того идет искусная татуировка в виде сомкнувшихся на горле женских рук.
Барри тянется за пистолетом, но рука движется медленно, будто в сиропе. Винс уже шарит под пальто, ловко отстегивает плечевую кобуру со служебным оружием и сует его за пояс своих джинсов сзади. Потом вытаскивает из внутреннего кармана телефон и перебрасывает Тоне.
– Я полицейский, – заплетающимся языком выговаривает Барри.
– Я тоже им был.
– Что это за место?
– Скоро узнаешь.
Дурнота усиливается. Винс хватает его под руку и тащит к лифтам позади стойки администратора. Нажимает на кнопку и вталкивает в кабину. Следующее, что Барри помнит – как ковыляет по коридору отеля, а все вокруг будто растворяется на глазах. Ноги петляют по мягкой красной ковровой дорожке, мимо проплывают настенные канделябры с допотопными лампами, льющими тусклый свет из другой эпохи на деревянные панели между дверями. Номер «1414» из-за этого отбрасывает тень и словно медленно вращается вокруг глазка, описывая плавные восьмерки.
Винс открывает дверь и, втащив Барри внутрь, швыряет на громадную кровать с балдахином, где тот сворачивается клубком. Сознание быстро уходит, лишь одна мысль еще крутится в голове – вот это я облажался. Дверь захлопывается, он остается один, не в состоянии пошевелить даже пальцем.
Сквозь полупрозрачную штору на стеклянной стене просачиваются огни заснеженного города. Последнее, что Барри видит, – сияющие бриллиантами треугольные окна Крайслер-билдинг.
* * *
Во рту сухо. Левая рука болит. Постепенно зрение проясняется…
Барри распростерт в кожаном кресле – черном, элегантном, ультрасовременном, – к которому пристегнут ремнями. В левом предплечье катетер, отсюда и боль. Рядом металлическая капельница на колесиках, от которой тянется подсоединенная к нему пластиковая трубка.
На стене прямо перед Барри компьютерный терминал и различное медицинское оборудование, в том числе (и это не может не тревожить) набор для реанимации на тележке. В нише у дальнего края комнаты какое-то гигантское яйцо, белое и гладкое, от него тянутся различные трубки и провода.
На табурете возле кресла сидит незнакомец. Длинная всклокоченная борода, пронзительные голубые глаза, светящиеся интеллектом и неуютной энергичностью.
Барри открывает рот, но слова не желают складываться – состояние пока не то.
– Еще не отпустило?
Барри кивает.
Мужчина нажимает кнопку на капельнице, и по трубке в вену начинает течь прозрачная жидкость. В глазах сразу проясняется, Барри ощущает прилив бодрости, будто только что опрокинул порцию эспрессо. Вместе с сознанием возвращается и страх.
– Лучше? – спрашивает незнакомец.
Барри пытается кивнуть, однако теперь не может двинуть головой.
– Я коп, – предупреждает он.
– Я знаю. Мне много чего о вас известно, детектив Саттон, включая тот факт, что вы очень везучий человек.
– Почему это?
– Из-за вашего прошлого я решил не убивать вас.
Хорошая новость. Или незнакомец просто забавляется с ним?
– Кто вы?
– Это неважно. Но я собираюсь сделать вам лучший подарок в вашей жизни. Величайший из всех, о котором человек может только мечтать. Если вы не возражаете… – Вежливость незнакомца странным образом лишь усиливает тревогу. – …прежде чем мы начнем, у меня к вам будет несколько вопросов.
Барри окончательно приходит в себя. Туман рассеивается, возвращаются последние фрагменты памяти – как непослушные ноги ступают по ковровой дорожке, и затем номер 1414…
– Вы нанесли визит Джо и Фрэнни Берманам в официальном качестве? – спрашивает незнакомец.
– Как вы узнали, что я у них был?
– Просто ответьте на вопрос.
– Нет. Я удовлетворял собственное любопытство.
– Кто-нибудь из ваших коллег или начальства в курсе вашей поездки в Монток?
– Никто.
– Вы с кем-нибудь обсуждали ваш интерес к Энн Восс Питерс и Джо Берману?
Барри разговаривал о них и о синдроме ложной памяти с Гвен в воскресенье, но об этом никто не может знать, он уверен.
– Нет, – не моргнув глазом, отвечает он.
На телефоне у Барри активировано отслеживающее приложение. Неизвестно, сколько он провалялся без сознания, и если сейчас утро вторника, на работе его отсутствие теоретически могут заметить не раньше вечера, через много часов. Встреч на сегодня не назначено – ни деловых, ни дружеских посиделок в кафе или баре. Пожалуй, и несколько дней ни у кого не сработает тревожный маячок на радаре.
– Меня будут искать, – произносит Барри.
– Не найдут.
Он делает глубокий вдох, пытаясь унять нарастающую панику. Нужно убедить этого человека освободить его, прибегнув лишь к помощи слов и логики.
– Я не знаю, кто вы, – говорит Барри. – И понятия не имею, что здесь происходит. Но если вы отпустите меня, клянусь, вы больше никогда обо мне не услышите.
