– О чем ты? Какой вопрос?
Он подходит, берет ее руки в свои. Его лицо так близко, что она чувствует запах шампанского в его дыхании.
– Хелена, ты готова изменить мир вместе со мной?
Барри
25–26 октября 2007 г.
Войдя в дом и закрыв дверь, Барри вновь останавливается у зеркала рядом с вешалкой и смотрит на отражение более молодого себя.
Это неправда. Этого не может быть.
Джулия окликает мужа из глубины дома. Барри проходит мимо телевизора, где все еще идет матч, и сворачивает в коридор. Каждый скрип половиц под босыми ногами знаком и памятен. Миновав комнату Меган и гостевую – она же рабочий кабинет, – Барри оказывается перед входом в их с Джулией спальню.
Его бывшая жена сидит на кровати с открытой на коленях книгой. На прикроватном столике стоит чашка чая, от которой поднимается пар.
– Ты выходил или мне послышалось?
Джулия так изменилась…
– Да, выходил.
– Где Меган?
– Пошла в «Дэйри куин».
– Завтра же в школу.
– Обещала вернуться до половины одиннадцатого.
– Она знала, у кого отпрашиваться, да?
Улыбнувшись, Джулия приглашающе похлопывает ладонью рядом с собой. Барри заходит в спальню, его взгляд скользит по их свадебным фото и еще одному, черно-белому, где она держит новорожденную Меган, и останавливается на висящей над кроватью репродукции «Звездной ночи» Ван Гога, которую они с Джулией купили в Нью-Йоркском музее современного искусства десять лет назад, пленившись оригиналом. Подойдя, Барри полусадится-полуложится рядом с женой, вытянув ноги и опираясь спиной об изголовье. Вблизи лицо Джулии словно подретушированная версия того, что он видел два дня назад. Гладкая, даже чересчур, кожа, морщинки едва намечаются…
– Почему не смотришь игру? – спрашивает Джулия.
Последний раз они так сидели на кровати вместе, когда она сказала, что уходит от него. Смотря ему в глаза, проговорила: «Прости, но я не могу отделить тебя от всей этой боли».
– Милый, что-то случилось? У тебя такой вид, будто кто-то умер.
Последний раз Барри слышал от нее «милый» целую вечность назад. Нет, он не чувствует себя так, будто кто-то умер. Скорее – совершенно потерянным во времени и пространстве, оторванным от реальности. Как будто перевоплотился в собственном теле и все еще пытается привыкнуть к нему.
– Все нормально.
– Хм, может, попробуешь еще раз, поубедительней?
Это боль утраты, которая не оставляла Барри со дня смерти Меган, сочится сейчас из его кровоточащей души и проявляется во взгляде? И Джулия на подсознательном уровне чувствует, что в муже произошел некий сдвиг? Сам он видит в ее глазах прямо противоположное, и они потрясают его – ясные, чистые и такие настоящие. Не познавшие горя. Глаза женщины, которую он полюбил когда-то. Осознание разрушительной силы беды, постигшей их двоих, вновь обрушивается на Барри.
Джулия легонько пробегает пальцами по его шее. Прикосновение отзывается в позвоночнике словно слабым электрическим разрядом, на коже выступают мурашки. Барри не знал ласк жены вот уже почти десять лет.
– Что с тобой? Что-нибудь на работе?
Ну, в последний рабочий день его прикончили в депривационной капсуле, отослав сюда, так что…
– Да, если честно.
Что убивает Барри больше всего, так это звуки, запахи, прикосновения… То, как пахнет их спальня. Какие мягкие у Джулии руки. То, что он успел забыть. То, что он потерял.
– Расскажешь? – спрашивает она.
– Можно я просто полежу рядом, пока ты читаешь?
– Ну конечно.
Он кладет голову ей на колени – так, как представлял тысячу раз, лежа глубокой ночью у себя в квартире, в изнурительном промежутке между опьянением и похмельем, и думая, думая… Что, если бы Меган осталась жива? Если бы Джулия не ушла? Если бы все не полетело под откос? Если бы…
Это неправда. Этого не может быть.
Единственный звук в комнате – тихий шорох страниц, которые Джулия перелистывает примерно раз в минуту. Барри лежит с закрытыми глазами, мерно дыша, а она ерошит ему волосы пальцами, совсем как раньше. Он поворачивается на бок, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы.
Внутри он весь словно дрожащая, колышущаяся масса протоплазмы, и только ценой гигантских усилий ему удается сохранять спокойствие. Его буквально трясет от эмоций, однако Джулия словно не замечает, как спина мужа время от времени судорожно поднимается от едва сдерживаемых рыданий.
Барри только что вновь обрел свою погибшую дочь. Видел ее, слышал ее голос, держал в своих объятиях. И теперь непостижимым образом вновь оказался в своей прежней спальне, с бывшей женой… Нет, это уже слишком.
В голову вкрадывается леденящая мысль: может быть, это просто психоз, нервный срыв? Вдруг все исчезнет?! Вдруг я опять потеряю Меган?! Вдруг?..
Пульс подскакивает, дыхание становится учащенным.
– Барри, с тобой все нормально?
Хватит думать. Спокойно. Вдох-выдох, выдох-вдох.
– Да.
Вдох… Выдох…
– Точно?
– Угу.
Засыпай. Только без сновидений. Посмотрим, останется ли все на месте утром…
* * *
Барри пробуждается рано – от солнца, проникающего сквозь шторы. Он лежит рядом с Джулией, на нем все та же одежда, оставшаяся с вечера. Выбирается из кровати, стараясь не побеспокоить жену, и крадется по коридору к комнате дочери. Дверь закрыта. Барри приоткрывает ее и заглядывает в щелку. Меган мирно спит под грудой одеял. В этот час в доме так тихо, что отчетливо слышно размеренное дыхание девушки.
Она жива. Она в безопасности. Дома.
Сейчас они с Джулией, убитые горем, должны были только приехать из морга, где провели всю ночь. Образ тела Меган на прозекторском столе (все туловище – один сплошной черный кровоподтек) никогда не оставит Барри, хотя теперь это воспоминание стало таким же серым и призрачным, как и другие ненастоящие.
И вот она здесь, и он тоже, и с каждой секундой все больше и больше вживается в это тело. Рваная последовательность картин из той, другой жизни постепенно отступает, словно Барри только что очнулся от самого долгого и жуткого кошмара, какой когда-либо испытывал. Кошмара длиной в одиннадцать лет. А теперь он чувствует, что постепенно возвращается в реальность.
Проскользнув в комнату, Барри останавливается у кровати дочери и смотрит, как она спит. Даже став непосредственным свидетелем сотворения Вселенной, он и тогда бы не ощутил большей радости, сопричастности чуду и переполняющей все существо благодарности той силе – чем бы она ни была, – которая заново создала этот мир для них двоих.
