Выбравшись из постели, Хелена подходит к окну и отдергивает плотные шторы. Высоко в небе сияет полная луна, освещая блестящую, словно покрытую иссиня-черным лаком, поверхность океана, неподвижную, как застывшее время.
Хелена так мечтала привезти сюда маму, усадить ее в кресло и сохранить то, что еще осталось от ее памяти. Этот день никогда не наступит. Пора похоронить свою мечту и сваливать отсюда.
Впрочем, сбежать невозможно. Даже если удастся пробраться на одно из судов, снабжающих платформу припасами, Слейд, как только поймет, что она удрала, просто вернется назад в своей памяти и остановит ее. Еще до того, как она попытается. До того, как эта мысль вообще придет ей в голову. До этого самого момента.
Значит, остается лишь один путь отсюда.
Барри
Декабрь 2007 г.
На работе дела идут лучше, чем прежде, – отчасти потому, что Барри помнит некоторые дела и знает, кого подозревать, в основном же – из-за того, что теперь ему не наплевать. Начальство хочет повысить его, предлагая более высокооплачиваемую кабинетную работу, он отказывается. Быть классным детективом – вот все, что ему нужно.
Он по-прежнему не притрагивается к сигаретам, позволяет себе выпить только по выходным, три раза в неделю бегает трусцой и каждую пятницу куда-нибудь водит Джулию. У них не все идеально. На жене не висит груз смерти Меган и разрушения их брака, однако Барри не может забыть, как из-за произошедшего связь между ним и Джулией дала трещину. В той, прошлой жизни у него ушло много времени, чтобы вырвать из сердца былую любовь. И теперь, оказавшись раньше того момента, когда все пошло прахом, он не может просто взять и переключиться обратно.
* * *
Каждое утро Барри смотрит новости, каждое воскресенье читает газеты. Хотя какие-то главные события он помнит – кто из кандидатов станет президентом или как начинался экономический кризис, – в основном в мозге остались только незначительные крупицы информации, все прочее воспринимается достаточно свежо.
* * *
Еще Барри теперь каждую неделю навещает маму. Ей шестьдесят шесть. Через пять лет у нее проявятся первые симптомы глиобластомы мозга, которая в итоге убьет ее. Через шесть лет мама перестанет узнавать сына и поддерживать связный разговор. От нее останется одна высохшая, пустая оболочка. Вскоре мама умрет в хосписе. Барри будет держать ее за руку в последние мгновения, не зная даже, воспринимает ли практически уничтоженный мозг это прикосновение.
Странно, но Барри не чувствует горя или отчаяния, зная, что мама уйдет из жизни. Это кажется таким далеким сейчас, когда он сидит в ее квартире в Куинсе, за неделю до Рождества. В каком-то смысле знать заранее даже лучше. Отец умер от аневризмы аорты, когда Барри было пятнадцать, – вдруг, неожиданно, – а с мамой будет время попрощаться, дать понять, что он любит ее, высказать все, что у него на душе. Впереди еще годы, и это очень утешительно. Недавно Барри как-то пришло в голову, что жизнь на самом деле – одно долгое-долгое прощание с теми, кого мы любим.
Сегодня он взял с собой Меган. Она играет с бабушкой в шахматы, а Барри сидит у окна, следя за партией и одновременно посматривая на прохожих внизу. Мама напевает – ее нежный фальцет всегда затрагивал какие-то потаенные струны глубоко у него в душе.
Несмотря на устаревшую технику вокруг и попадающиеся время от времени знакомые новостные заголовки, Барри нисколько не чувствует себя в прошлом. Сейчас – это сейчас. Пережитое серьезно повлияло на его восприятие времени. Возможно, Винс был прав, и все происходит одновременно.
– Барри?
– Да, мам?
– С каких пор ты так погружен в себя?
Он улыбается:
– Не знаю. Может быть, именно таким и становишься к сорока.
Мама пристально смотрит на него и возвращается к игре только тогда, когда Меган делает ход.
* * *
День течет за днем, ночь – за ночью. Барри ходит на вечеринки, на которых бывал, смотрит матчи, которые видел раньше, раскрывает дела, которые давно сдал в архив. В прошлой жизни его постоянно преследовало дежавю – ощущение, что все это с ним уже происходило. Может, так проявляются призраки ложных временных линий, отбрасывающие свои тени на реальность?
Хелена
22 октября 2007 г.
Она вновь сидит за своим старым столом в затхлых глубинах нейробиологической лаборатории Пало-Альто, застигнутая в самый момент перехода из воспоминания в реальность. Боль от смерти в капсуле еще свежа – горящие от кислородного голодания легкие, мучительная тяжесть остановившегося в груди сердца, нарастающая паника и страх, что план провалится. И затем, когда наконец запустилась программа реактивации памяти и сработали стимуляторы, – облегчение и чистый восторг. Слейд оказался прав. Без ДМТ это было все равно что смотреть уже тысячу раз виденный фильм. Теперь же Хелена проживает свое воспоминание заново.
Напротив сидит Чжи Ун, его лицо постепенно становится четче. Как бы ни заметил, что с ней неладно – Хелена еще не владеет своим телом. До нее долетают обрывки фраз – фрагменты знакомого разговора.
– …весьма впечатлен вашей статьей, опубликованной в «Нейроне».
Контроль над мышцами возвращается постепенно, начиная с пальцев, потом поднимается по рукам и ногам. Через некоторое время появляется способность моргать и сглатывать слюну. И вот уже тело целиком подчиняется ей. Ощущение власти над ним, полного обладания наполняет все ее существо. Хелена целиком и полностью вернулась в более молодую версию себя.
Она обводит взглядом стены кабинета, покрытые снимками воспоминаний мышей в высоком разрешении. Миг назад она была в ста семидесяти трех милях от побережья северной Калифорнии, умирала в депривационной капсуле на третьем этаже нефтяной платформы Слейда почти двумя годами позже этого момента.
– Все в порядке? – спрашивает Чжи Ун.
Получилось! Господи, получилось!
– Да. Извините, что вы говорили?
– Мой работодатель весьма впечатлен вашими достижениями.
– У него есть имя?
– Ну, это зависит…
– От чего?
– От того, как дальше пойдет наш разговор.
Повторение их беседы во второй раз кажется одновременно и совершенно нормальным, и невозможно сюрреалистическим. Без сомнения, это самое странное, что Хелена испытывала в своей жизни, и сконцентрироваться ей непросто.
– Зачем мне вообще разговаривать с человеком, представляющим неизвестно кого?
– Ваша стэнфордская стипендия истекает через шесть недель.
Чжи Ун запускает руку в свою кожаную сумку и выуживает оттуда скоросшиватель с синим корешком – заявку Хелены на грант. Слушая обещания неограниченного финансирования, она думает: «Я сделала это. Я сконструировала свое кресло, и изобретение оказалось обладающим куда большей силой, чем можно было вообразить».
