* * *
На рассвете они идут через двор – Хелене пора в депривационную капсулу. Особняк они купили пятнадцать лет назад и отремонтировали целиком, до последнего закутка. Зданию больше трехсот лет, с окружающих его полей открывается вид на Северное море – ближе, миновав полуостров, оно делается заливом Кромарти-Фирт. С противоположной стороны высятся пики северного шотландского высокогорья.
Целую ночь шел дождь, все вокруг пропитано влагой.
Солнце еще не поднялось из-за моря, но небо уже светлое. Несмотря на ужасы, о которых Барри и Хелена узнали из новостей, все вокруг поразительным образом выглядит совершенно естественно. Наблюдающие за ними с пастбища овцы. Стылая тишина. Запах мокрой земли. Мох на каменных стенах. Звуки их шагов по гравию дорожки.
Остановившись у входа в гостевой домик, где они разместили лабораторию, оба оборачиваются и смотрят на свой дом, в который вложили столько души и который больше никогда не увидят. Из всех мест, где им довелось пожить вместе в различных жизнях, это Барри полюбил больше всего.
– Действуем как запланировали, так? – уточняет он.
– Да.
– Я спущусь с тобой.
– Не нужно, лучше пройдись по полю, пока еще не поздно. Я знаю, как ты любишь этот вид.
– Ты уверена?
– Уверена. В этой жизни я хочу с тобой расстаться именно так.
Она целует его.
Он стирает слезы с ее лица.
* * *
В следующей жизни Барри вместе с Хеленой идет к деревянной конюшне. Ночной воздух упоителен, окружающие долину холмы сияют под звездами.
– Еще не началось? – спрашивает Хелена.
– Нет.
Они открывают дверь, входят внутрь через хранилище для упряжи и идут по проходу между пустыми стойлами, уже более десяти лет не знавшими лошадей. Вход скрывается за отодвигающимися стенными панелями. Хелена набирает код, и они спускаются по спиральной лестнице в звукоизолированный подвал.
Две стены у тюремной камеры – бетонные, две другие – из сверхпрочного стекла с вентиляционными отверстиями. Внутри – унитаз, душ, столик и койка, на которой валяется Маркус Слейд.
Он закрывает книгу, садится и смотрит на своих тюремщиков.
В этой временной линии они поселились на ранчо в округе Марин в получасе езды на север от Сан-Франциско, чтобы быть поближе к Слейду. Они похитили его прежде, чем он вкатил себе лишнюю дозу перед Рождеством, и вывезли сюда. Оклемавшись, Слейд обнаружил себя в камере под конюшней, откуда с тех пор ни разу не выходил.
Барри ставит стул поближе к стеклянной стене и садится.
Хелена ходит вдоль стены.
Слейд смотрит на них.
Они не объяснили ему, зачем похитили. Не рассказали про кресло и про предыдущие временные линии. Вообще ничего не сказали.
Слейд встает с койки и подходит к стеклу. На нем тренировочные штаны, рубашки нет. Борода растрепана, немытые волосы свалялись, в глазах – страх и злоба.
Глядя на него сквозь стекло, Барри чувствует укол жалости, даже несмотря на то, что́ этот человек натворил в других временных линиях. Он понятия не имеет, почему его здесь держат. Барри и Хелена неоднократно уверяли, что не намерены причинить ему никакого зла, вот только вряд ли это могло прозвучать достаточно убедительно. Откровенно говоря, Барри и самому крайне неуютно оттого, что они так поступают. Однако, поскольку Хелена может предсказывать будущее и построила кресло, способное творить невероятные вещи, Барри ей безоговорочно доверяет во всем. Даже когда она сказала ему, что им нужно похитить человека по имени Маркус Слейд, прежде чем тот загнется от передозировки в своей квартирке в прибрежном районе Сан-Франциско.
– Ну и что? – спрашивает Слейд. – Решили наконец мне рассказать, зачем вот это все?
– Еще чуть-чуть, – говорит Хелена, – и ты сам все будешь знать.
– Да какого хрена…
Из носа у Слейда появляется струйка крови. Он отшатывается, хватается за виски, черты его лица искажены болью – и такой же мучительной пульсирующей болью взрывается голова Барри, так что он складывается пополам на своем стуле.
Юбилейная дата наступила, на обоих навалились предыдущие временные линии, и ни тот, ни другой не могут сдержать стона.
* * *
Слейд сидит на койке. Страх из его глаз исчез, изменилась даже поза – теперь все в ней говорит о внутренней уверенности, которой раньше не было.
Он улыбается, кивает сам себе.
– Барри, – говорит он. – Привет, Хелена, давно не виделись.
У Барри кружится голова. Одно дело – слышать рассказы о предыдущих временных линиях, совсем другое – вспомнить в подробностях свою мертвую дочь и то, как мир раз за разом уничтожает сам себя. Или как тебя убила ударная волна в Центральном парке. Последнюю временную линию он еще не вспомнил. Хелена рассказывала, что они жили в Шотландии и что там его, собственно, и посетила идея сделать то, чем они сейчас занимаются, однако воспоминания возвращаются медленно, словно поступающее из капельницы лекарство.
Барри поднимает взгляд на Слейда и спрашивает:
– Отель в Манхэттене вспомнил?
– Еще бы.
– А тот день, когда тебя там убили? Помнишь, что сказал Хелене перед этим?
– Напомни-ка.
– Ты сказал, что можно убрать мертвые воспоминания из предыдущих временных линий – если только Хелена сумеет пройти той же дорогой, что и ты.
– Ага, – снова улыбается Слейд. – Выходит, вы построили собственное кресло.
– После того как тебя убили в отеле, – вмешивается в разговор Хелена, – оборудование досталось людям из DARPA. Сперва все у них было под контролем, однако шесть временных линий назад, 16 апреля 2019 года, обнаружилась утечка. Выяснилось, что кресла памяти построены по всему миру. На «Викиликс» появились чертежи. Реальность стала непрерывно сдвигаться. Я отправилась на тридцать три года назад, рассчитывая найти способ остановить мертвые воспоминания. Но они всякий раз возвращаются. Мир вспоминает про кресло, что бы мы ни делали.
– Значит, вы ищете способ выйти из цикла? Перезагрузиться?
– Да.
– Зачем?
– Потому что произошло именно то, о чем я тебя предупреждала. Ящик Пандоры распахнулся. И я не знаю, как его снова закрыть.
Слейд отправляется к раковине, плещет водой себе в лицо. Снова подходит к стеклу.
– Как нам остановить мертвые воспоминания? – настаивает она.
– В одной временной линии вы меня подставили под пули. В другой – похитили. Позвольте поинтересоваться, с чего я должен вам помогать?
– Может, потому, что в тебе осталось хоть что-то человеческое?
– Человечество заслужило свой шанс вырваться из оков времени. Шанс на истинный прогресс. Дело всей твоей жизни – кресло. Моей – подарить его людям.
