Я подняла с земли камешек, хотела запустить его в пруд «блинчиком», но не смогла – он всего один раз жалко булькнул и ушел под воду среди кувшинок.
– Я всегда была бессильна что-то сделать, – сказала я, стараясь следить за тем, чтобы мой голос не слишком дрожал.
– Ты просто убедила себя в том, что ничего не можешь. Как думаешь, брат и отец – они были добры к тебе только из жалости? Или потому, что видели твою доброту и отзывчивость, знали твои достоинства.
– Не уверена, – сглотнула я. – Какие еще у меня достоинства?
– Их гораздо больше, чем ты думаешь.
Все вокруг казалось застывшим, морозным, хотя солнечный свет щедро лился с неба и согревал воздух в саду. Мне больше не хотелось думать о шрамах. Не хотелось думать об отце и Роде. Не хотелось больше бояться, что после моего ухода они стали чувствовать себя счастливее.
– Если другие не видят твоего истинного «я», если они отказываются видеть его, это их проблема, не твоя.
– А ты увидел мое истинное «я»?
– Начинаю видеть, – ответил волк, повернув ко мне свою голову.
– А я видела твое истинное «я»?
Волк долго не отвечал. Он думал, глядя на бегущую по поверхности пруда рябь.
– Отчасти, – ответил он, наконец.
– А целиком твое истинное «я» когда-нибудь увижу?
– Не знаю, Эхо Алкаева.
Я подумала о комнате с подвесками, о паучьих часах, о серебристом локоне. О лесе… Передо мной были кусочки головоломки. Они ждали, когда я соберу их воедино, если, конечно, у меня хватит смелости.
– Скажи, зачем ты на самом деле привел меня сюда?
Печаль волка была такой глубокой и сильной, что ее, казалось, можно коснуться. Глаза у него ярко вспыхнули, и он ответил:
– Потому что ты полная противоположность ей. Ты полна жизни и доброты. Тебя не захлестывает злоба и ненависть, тебе совершенно не хочется подчинять других ради достижения своих жестоких целей.
– Что она сделала с тобой? И что собирается сделать?
– На мне… лежит обязательство, – покачал белой головой волк. – Я… не могу…
– Я знаю.
Он уткнулся носом в мое колено, я крепко обхватила его за шею. Так мы молча просидели до тех пор, пока не зашло солнце, и воздух моментально остыл. Тогда мы поднялись на ноги и отправились ужинать.
На следующее утро я села к роялю и открыла пьесу Цзаки, которую тогда разучивала. За окном ярко сверкал на солнце белый снежный наст, и я начала играть – немного сбиваясь вначале, но затем все свободнее и увереннее.
Музыка целиком поглотила меня. Я на время совершенно забыла о себе, с головой погрузившись в парящие мелодии и сказочно яркие пассажи. Прогремело последнее страстное крещендо, финальный аккорд, и вот уже только отзвуки нот остались дрожать эхом в тишине комнаты.
Когда затихли и они, я вздохнула, сложила руки на коленях, оглянулась и увидела волка. Я не помнила, в какой момент он появился – музыка слишком увлекла мое сознание.
Волк смотрел на меня, и в его глазах играли какие-то странные отблески.
– Еще никогда не слышал, чтобы ты так хорошо играла, – хрипло сказал он.
Я зарделась от смущения и гордости, потому что волк был совсем не щедр на похвалы.
В окна лился солнечный свет. В его лучах кружились пылинки.
– Я не заслуживаю тебя, – сказал волк, прислонясь к моему колену. – Твоей доброты. Твоей красоты.
– Какая же я красавица?
– Неправда, Эхо, – волк поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. – Ты самый красивый человек, которого я когда-либо видел.
Что-то надломилось во мне от этих слов, и из глаз хлынули слезы.
Волк осторожно потянул меня за юбку. Я опустилась на колени и обхватила его руками за шею.
– Не плачь, – тихонько проворчал волк. – Не плачь, моя красавица, не надо. Пожалуйста.
Я обнимала его и мыслями улетала от этого мира ввысь, к звездам, ощущая себя уже не простой смертной, но существом, сотканным из лунного света и магии.
Еще никто и никогда не называл меня красивой.
А потом комната вдруг затряслась. Я вскинула голову и увидела бегущую по полу трещину – она змеилась, расширялась.
– Нет! Только не эта комната! – закричала я. – Пожалуйста, дом, пусть это будет не эта комната!
Но волк уже хватал меня зубами за юбку, тянул за собой к двери.
Рояль задрожал, прощально зазвенел струнами и упал в трещину.
– Нет! Нет! – Я упала в коридоре на колени перед дверью, лихорадочно нащупывая в мешочке на поясе нитку и иголку.
Но ниток осталось слишком мало, да и поздно было что-то делать.
Комната целиком погрузилась во тьму, а затем исчезла дверь. Я кричала, плакала, молотила кулаками по стене. Волк молча стоял рядом и ждал, когда пройдет эта вспышка отчаяния, и я немного успокоюсь.
– Мне очень жаль, Эхо.
– Рояль, – прошептала я. – Такой рояль…
– Ты гораздо ценнее любого рояля, – ответил волк.
Глава 21
От былого огромного Дома-Под-Горой осталось всего пять комнат – сад с гротом позади водопада, моя спальня, библиотека, темная комната с подвесками и оранжерея. Все это могло быть похожим на обычный дом, если бы только коридоры так часто не меняли свой вид. Впрочем, теперь и они начали понемногу рассыпаться. Пару раз я ходила на поиски Храма ветров, но не смогла его отыскать, и только потом вспомнила слова волка – этот храм вообще не принадлежит дому. В моем распоряжении оставалось всего три дня. Я отчаянно пыталась разгадать тайну волка, но так же безуспешно, как и прежде. Закончилась и сотканная когда-то пауками золотая нить. Последний стежок я потратила, чтобы связать дом с библиотекой. Внутри меня ждала зеркальная книга под названием «Компания королевы».
Хэл уже ждал меня там, топтался возле западной башни замка со шпагой на поясе. Мое оружие тоже было с ним, лежало тут же рядом на траве. Я не могла отвести от Хэла глаз – я не видела его несколько недель!
Он улыбнулся мне, но взгляд у него оставался каким-то отстраненным. Хэл поднял мою шпагу, протянул ее мне и сказал:
– За работу, Эхо!
Я едва успела вытащить свою шпагу из ножен, как он уже набросился на меня.
Довольно долго мы фехтовали с ним на травянистой лужайке перед западной башней, и все это время Хэл молчал. Сжатые губы, глубокая складка на лбу. Он бился так, словно стремился убежать от чего-то. Или пытался что-то забыть.
