Но нам интересней другой Чистович — Федор Яковлевич. Патологоанатом и судебный медик, он в 1899 году открыл преципитиновую пробу — установление вида крови. Это открытие произвело переворот в судебно-медицинской практике.
Как водится, российское изобретение тут же перетянули на Запад, и по сей день заслуги Чистовича приписывают заграничному Уленгуту.
Ну да Бог с ними, нам в этой истории любопытней другое. Ведь именно открытие Чистовича в конце концов даст нашему делу новый поворот.
* * *
Совершив необходимые манипуляции, медик Крылов с любопытством спросил:
— Откуда эти золотые монеты на столе?
Следователь вновь усмехнулся и с чувством превосходства отвечал:
— Во всяком случае, не потому, что пострадавший хотел откупиться от хищников. Тэк-с! Наличие золотых монет на поверхности стола говорит о том, что в смерти обходчика люди не замешаны.
— Но почему?
— Да потому, что злодеи забрали бы деньги. Вы, господин журналист, против логики спорить не станете?
— Как можно? — Шатуновский с опасливой брезгливостью осматривал человеческие кости, валявшиеся на полу.
Медик Крылов спросил следователя:
— Но куда исчезли лошади? Ведь ясно, что их похитили.
Фофанов тут же возразил:
— По какой причине «ясно»?
— Но лошадиных трупов нет!
Следователь назидательно произнес:
— Если бы вы, господин Крылов, были внимательней, то заметили бы: волчьи следы расположены сверху следов санок и следов лошадиных копыт. Стало быть, когда здесь разыгралась трагедия, лошади были далеко. Да и несъедобные санки тоже отсутствуют. Скажем, хозяин сдал лошадей кому-то из окрестных крестьян в аренду или просто позволил совершить поездку. В крестьянстве это бывает нередко. Тэк-с!
Медик пожал плечами:
— Согласен, это возможно!
Шатуновский давно хотел сделать хитрый вопрос. Он прищурил глаз:
— Пусть, пусть все это так, как вы говорите, пусть виноваты волки. — Растянул рот в ехидной улыбке. — Но, сударь, сделайте одолжение, объясните мне: почему открытые двери приперты поленьями? Или вы желаете сказать, что кровавые хищники — хи-хи — подложили деревяшки?
Следователь нахмурился. Ему дотошность журналиста не понравилась. (Кстати, вы встречали следователя, которому нравились бы вопросы журналистов?) Но начальство приказало посвящать Шатуновского-Беспощадного во все подробности дела, по этой причине следователь терпел глупые вопросы, которые все время шли вразрез с его версией. Впрочем, последний вопрос не поставил следователя в тупик. Он снисходительно объяснил:
— Тэк-с, вспомним, что стоит в печи пострадавшего. Чугунки с кашей пшенной, щи с мясом говяжьим. Это косвенно указывает на то, что в роковой для него день пострадавший топил печь. Вероятно, дом наполнился угарным воздухом. Это нередко случается и у самих крестьян, а обходчик, как я выяснил, приехал из столицы, стало быть, сельский труд знал плохо. Тэк-с! Желая перед сном проветрить помещение, пострадавший неосторожно оставил двери открытыми, для чего подложил под них поленца. Хищники, бродившие вокруг жилья, не преминули воспользоваться этой оплошностью и ворвались в помещение.
Шатуновский с восторгом глядел на следователя:
— Вы, мой друг, гений! Вы — Нат Пинкертон.
Следователь вдруг заявил:
— Нет, мой идеал — гений сыска граф Соколов.
Шатуновский так и разинул рот.
Впрочем, у Соколова в начале прошлого века было много почитателей.
* * *
Уже вскоре журналист диктовал очередной шедевр под заголовком «Волчьи аппетиты».
Логика следователя убедила Шатуновского: обходчика сожрали хищники, но обличать обитателей леса было неинтересно — они газет не читают. Журналист писал, что где-то в смоленских лесах скрывается разжалованный полковник Соколов — личность вооруженная и крайне опасная. И намекал: вполне возможно, что к ужасной трагедии «честного труженика железной дороги» каким-то образом причастен беглый Соколов, которого повсюду разыскивают. Сообщение появилось в экстренном выпуске, и вся громадная страна с напряжением следила за новыми похождениями знаменитого графа.
Что касается дам, то они все поголовно Соколову сочувствовали и желали, чтобы его не поймали.
И лишь прыткий Шатуновский-Беспощадный предсказывал: «Уверен, что наших читателей ждет впереди захватывающая история». И на этот раз автор хлестких фельетонов оказался прав.
Действительно, события приняли невероятный оборот.
Прижигание
Урядник Свистунов зло посмотрел на задержанных, стоявших перед ним без сапог, рявкнул:
— Ор-ружие — на стол!
Соколов укоризненно взглянул на него:
— Глухих тут нет, можно не орать. Прикажи, чтобы шинели и сапоги принесли. Тогда предъявим документы. И двери прикрой, раб Божий! Не лето на дворе.
Урядник аж захлебнулся от злости. Размахивая плеткой-треххвосткой, он прыгнул к Соколову, зарычал:
— Р-ракалья, р-разорву!
Но, остановленный стальным взглядом сыщика, не разорвал, а сквозь зубы сказал:
— Умный какой!
Соколов, а затем и его товарищи уселись за стол и стали допивать квас, оставшийся с вечера. Факторович, напуганный появлением урядника, теперь пришел в себя и обрел дар речи. Вежливо предложил:
— Господин урядник, вы, наверное, квасу желаете? При вашей должности хорошо утром освежиться…
Урядник, оскорбленный намеком, рассвирепел:
— Р-растерзаю, жидовская мор-рда!
Факторович добродушно продолжал:
— Не сердитесь, господин урядник! У вас самого такой замечательный, выдающийся нос, что любой еврей за него не пожалел бы триста рублей или даже больше. Кстати, у нас в местечке был случай. Богатый Рабинович купил попугая. Собрались гости. И вдруг попугай кричит: «Противные жиды! Противные жиды!» Хозяин удивился: «Надо же, не думал, что с таким большим носом можно быть антисемитом!» Кстати, как вы сказали? Вам фамилия Свистунович? У нас был фактор Сруль Свистунович. Не ваш, извиняюсь, родственник? Однажды…
Урядник прервал этот замечательный рассказ — он заехал кулаком в ухо Факторовича. Соколов свирепо заглянул в лицо обидчика:
— Ты что безобразничаешь, пьяная морда! — и, схватив Свистунова под микитки, оторвал его от пола и с силой вогнал в бочку, залитую почти с верхом водой, только брызги полетели в стороны, а шашка задралась вверх, как перископ у подводной лодки.
Хребтов не выдержал, громко расхохотался.
Свистунов размахивал руками, изгибался всем телом, но в бочку он был забит с такой могучей основательностью, что сумел выбраться лишь с помощью солдат.
