— А вот вы, господин пристав, изволили справедливо о раздувшихся трупах выразиться. У нас в Пеструхине коновал есть, очень умный. Так он рассказывал: не всякий организм — лошадиный или человеческий — умеет еду переварить. Про лошадей не помню, а про людей он так выразился: если, к примеру, человек мозгами шевелит много или книжки читает, того за столом так распучит, так разнесет, что глаза выскочат, а сам посреди живота лопнет-с — пф-ф!
Пристав Вязалкин слыл человеком ученым. Он важно покачал головой:
— Подобные случаи медицине известны. Но это чаще в старое время происходило, когда народ был проще. А теперь — тьфу! Слизняки, воры и дезертиры. Ну ты, Кузьмич, молодец, захватил двоих субчиков.
— Троих!
— Разве? А приказывали двоих ловить.
— Примазался жид — третий!
— Поздравляю, Кузьмич, отличился! К награде представлю.
Фроська заботливо суетилась возле пристава:
— Уж как хотите, но пироги скоро поспеют, местечко в организме для них оставьте.
Пристав тяжело выдохнул, икнул, помолчал, выковыривая вилкой из зубов мясо, и сказал:
— Прогуляться сейчас необходимо, перед пирогами-то. Пусть в организме пища осядет, погрузится глубже, к выходу…
Фроська сладко вздохнула:
— Ах, пироги — объедение! Уж сделайте одолжение, протряситесь основательней…
Пристав приказал:
— Пошли на воздух, Кузьмич. Заодно злодеев посмотрим.
Урядник подхватился:
— Ар-рестантов? Ух, шкур-ры!..
Фроську давно подмывало спросить. Теперь она решилась:
— Господин пристав, на деревне слух пущен, будто обходчика Рытова съели вовсе не волки.
Пристав удивился:
— А кто?
— Сказывают, что он на ночь приютил каких-то дезертиров, а они, Господи, прости, с голода набросились и обходчика сожрали. Наголодались, по лесам шастая, да мозгами помутились.
— В нынешнее время и не таких чудес ждать можно! Народ вовсе испортился. Ну да ладно лясы точить, мы быстро вернемся: пирог что женщина — хорош, пока горячий… Ха-ха!
Фроська забеспокоилась:
— Вы, пожалуйста, не задерживайтесь…
Пристав согласно кивнул:
— И то, такую красавицу уважать надо! Потопали, Кузьмич. Воздух для аппетита что рюмка для обеда.
— Пр-равильно, мудр-ро!
Через десять минут они подходили к волостному правлению.
История села Пеструхино
Село Пеструхино некогда стояло на почтовом тракте. Было оно богатым, с церковью, с торговыми лабазами, постоялыми дворами, тремя школами, пятью трактирами, двумя чайными и почти с тысячью жителей.
Крах, как и для многих других сел и деревень, наступил с проведением железной дороги. Ветка ее прошла в стороне от Пеструхина. И теперь жизнь шумная и богатая сама собой исчезла, как исчезают капли дождя после жарких летних дней. Теперь мимо Пеструхина не тряслись пассажиры в колясках, бричках, ландо, фаэтонах, каретах, кабриолетах, дрогах, телегах в Смоленск, Царство Польское и другие западные земли, не оставляли дорожные люди пеструхинцам рубли и червонцы из своих кошельков.
Волостное правление было построено в годы пестру-хинского расцвета: кирпичное здание об одном этаже с полуподвалом. Но то ли строители чего плохо посчитали, то ли за семь десятков лет здание в землю просело, но только полуподвал превратился в подвал. Чтобы из бывшего окошка, полностью оказавшегося в земле, в помещение не струились водяные потоки, его замуровали камнями и замазали портланд-цементом. И теперь уже в подвале получилась прекрасная тюрьма: без окон, зато с единственной дверью, в которой понизу были проделаны круглые отверстия размером в два пальца — для тока воздуха.
Летом здесь даже в самые жаркие дни было так прохладно, что не портилось молоко, а зимой и вовсе царил лютый холод.
Вот в этот тюремный подвал, имевший единственные нары, роль которых исполняла старинная дубовая кровать с резными спинками и не покрытая даже одеялом, спустили наших героев.
Урядник Свистунов хотел своевременно распорядиться о питании для несчастных, но в суматохе собственного застолья забыл об этом пустяке. И вот теперь узники сидели в лютом холоде и неприятном голоде.
Впрочем, времени узники попусту не тратили.
Фальшивые документы
Семен Бочкарев, убедившись, что за ними стражники в дверной глазок не наблюдают, снял шинель, отслоил подкладку и вытащил крошечного размера вечное перо и бланк начальника Московского военного округа с круглой печатью и затейливой подписью генерала Николая Яковлевича Гарденина. В бланке на «ремингтоне» было напечатано, что такой-то (пропуск) выполняет важное секретное задание охранки и начальники всех рангов обязаны оказывать всяческое содействие. Тут же стояла круглая печать с орлом.
Расправив бланки, довольно красивым, каллиграфическим почерком Бочкарев вписал фамилии Бабушкина и Сидорука. Протянул документы новым владельцам.
— Теперь на законном основании вы можете гоняться за дезертирами и шпионами, а также иметь при себе оружие. Поздравляю вас!
Факторович расцвел от счастья:
— Моя Рива всегда мне говорила: Лейба, тебе обязательно повезет. И вот такое счастье, я больше не дезертир, а как бы даже немного начальник. Пусть временно меня зовут Сидорук, это даже приятно.
* * *
Когда стражник со штыком на винтовке пропустил начальство, а урядник Свистунов, погремев связкой ключей, открыл дверь в тюремный подвал, все трое арестантов лежали на кровати и даже не соизволили подняться при виде высокого начальства.
Возмущенный урядник Свистунов, перепутав команды, заорал:
— Стр-ройся!
Но троица продолжала лежать. Пристав Вязалкин, озадаченный таким поведением арестантов, гневно заорал:
— Встать, собаки!
Соколов строго поглядел на пристава:
— Молчать!
Пристав несколько секунд размышлял, как поступить в подобном случае. На всякий случай для начала решил употребить легкое средство — взять на испуг. Он заорал:
— Встать, дезертиры! Когда родина напрягает все силы в борьбе, они бегут с фронта. Утром отправлю вас в Смоленск. Там всех вас ждет военно-полевой суд и расстрел. Негодяи, смутьяны!
Урядник согласно кивнул, погрозил кровати кулаком:
— Архар-ровцы!
Соколов вдруг вскочил на ноги и сделал это столь неожиданно, что пристав побледнел, а урядник невольно шарахнулся к дверям. Гений сыска, буравя Вязалкина своим знаменитым парализующим взглядом, медленно наступая, произнес:
