Сыщик направил лошадей к большому деревянному строению в центре села под манящей вывеской «Трактир». Возле входа по обеим сторонам висели ярко намалеванные на деревянных щитах картины. На одной были изображены бутылки и кренделя, а на другой — улыбающийся зубастый мужик в расшитой рубахе, держащий в руке наполненный неизвестным напитком стакан.
Лошадей распрягать не стали, лишь набросили на них попоны и с соответствующими приказами передали их трактирному слуге.
Соколов сказал:
— Герои, идите перекусите и обогрейтесь, а я загляну на почту. Благо она в двух шагах…
Герои, жаждая пропустить под борщ по рюмке водки, направились в трактир.
* * *
Соколов открыл дверь и увидал за барьером человека лет сорока, с узким красным лицом и торчащими прозрачными ушами, в кителе телеграфиста. На его столе, кроме телеграфного аппарата, стоял еще телефон. Соколов наклонился через барьер и таинственным голосом сказал:
— Я секретный сотрудник охранки. Соедините меня с Вешками. Нужен пристав. Срочно!
— Слушаюсь! — Телеграфист стал нервно крутить ручку вызова, назвал номер абонента барышне на станции и передал трубку Соколову. — Готово!
Сыщик услыхал:
— Пристав Вязалкин слушает!
— Это говорит секретный агент Бабушкин. Я преследую беглых дезертиров, сижу у них на пятках. Но главаря уже задержал. Это тот самый Соколов… германский шпион.
Пристав счастливо выдохнул:
— Поздравляю!
— Я его связал и замкнул в бане Свистунова. Это очень опасный преступник. Обыщи его и немедля отправь под строгим конвоем в Смоленск. Под расписку сдашь в охранное отделение. Пусть они в запломбированном купе переправят его в Москву, передадут полковнику Мартынову — начальнику столичной охранки.
— Так точно!
— Будь предельно осторожен. Этот Соколов владеет приемами японской борьбы — джиу-джитсу. Будет закручивать тебе мозги: дескать, он совсем другой человек, якобы не Соколов. Склонен выдавать себя за какого-то журналиста по фамилии Шатуновский. На обман не поддавайся. Понял?
— Так точно, не обдурит нас, не глупей его, кикиморы. Позвольте вопрос: а почему вы нам раньше не сказали?
— Тебе, Вязалкин, знать этого не положено, потому как государственная тайна. Действуй, пристав! Привет Ефросинье. — И дал отбой. Уперся взглядом в лицо телеграфиста, поднес палец ко рту: — Тсс!.. Напиши расписку: я, такой-то, клятвенно обещаю хранить в глубокой тайне государственный секрет — телефонный разговор на доверительные темы… Проболтаешься — расстрел на месте. Понял?
Телеграфист, человек и без того робкий, до потери сознания боявшийся всякого начальства, услыхав, что перед ним секретный агент, от почтительного ужаса весь обмер. Хотел ответить по-военному, но вышло подобострастное бормотание:
— Так точно… ни-ни… ваше благородие!
В это время застрекотал телеграфный аппарат и медленно поползла лента. Соколов строго свел брови:
— Извещение о беглых солдатах поступало?
Телеграфист схватил ленту, близоруко прищурился, радостно сообщил:
— Как раз сейчас печатается… для жандармерии Починка… Вот-вот! «Строго секретно. Принять меры к задержанию дезертиров. Подозреваются в убийстве обходчика Рытова. Приметы и фамилии сообщим дополнительно. Начальник охранного отделения Смоленской губернии Дубинин».
Соколов оторвал ленту, засунул себе в карман, заверил:
— Я сам передам жандармам. Честь имею! — и отправился на противоположную сторону улицы, в трактир.
Погулять, однако, не довелось. В отсутствие Соколова его герои явно оплошали.
Рецидивист
Вернемся, однако, в покинутое Соколовым сельцо Пеструхино.
Получив известие об опасном преступнике, пристав Вязалкин вооружился револьвером и позвал на подмогу урядника Свистунова. Они открыли дверь бани, и взорам их предстало замечательное зрелище: на широкой скамейке лежал связанный «салазками» человек в штатском пальто. Лицо его налилось кровью, он остервенело вращал крупными выразительными глазами.
Пристав вытащил из глотки несчастного кляп. Тот, малость отдышавшись, отчаянно заорал:
— Я журналист! Освободите меня!
Пристав наклонился к лицу:
— Ты шпион? Твоя фамилия Соколов?
— Не-ет!..
— Понятно, ты сейчас начнешь прикидываться газетным писакой Шатуновским?
— То есть? Да я на самом деле… я Шатуновский! Знаменитый Шатуновский из «Русской мысли»!
— Ох-хо-хо! Видал наглецов, сам наглец, но такого впервые вижу!
— Требую — немедленно развяжите!
— Оружие есть?
— Откуда? Я и стрелять не умею. Развяжите, или я напишу в газете о ваших бесчинствах!
Пристав кивнул уряднику Свистунову:
— Обыщи.
Шатуновский решительно потребовал:
— Требую немедленно развязать!
— Р-развязать? — рявкнул Свистунов. — А хочешь в р-рыло! — И ткнул кулаком в зубы журналиста. Вдруг он заметил, что из кармана Шатуновского торчит рукоять револьвера. Выдернул, это оказался мощный полицейский «дрейзе». — Ух, р-рожа, р-рас-терзаю! — И потряс в воздухе оружием. — А вр-рал — «нету»!
— Ты его обыщи, — сказал довольный собой пристав Вязалкин.
Свистунов стал шарить по карманам Шатуновского, вытащил из пальто бумаги. Протянул приставу:
— Р-разыскал!
Пристав подошел к окошку, в его свете прочитал и радостно крикнул:
— Ах, какой фрукт нам попался: солдатский билет и предписание на имя рядового Соколова.
Урядник Свистунов снова ткнул кулаком в лицо Шатуновского:
— У, р-ракалья!
Шатуновский взмолился:
— Господа, послушайте! Это сам Соколов мне отдал, сказал: убери, дескать, к себе. Это он подстроил.
Пристав ехидно улыбнулся:
— Ты думал, что мы дураки? Поумнее тебя будем, морда протокольная.
Урядник Свистунов с ненавистью глядел на журналиста:
— Ух, бумагомарратель…
Шатуновский взмолился:
— Господа, поверьте, это недоразумение… Я в газетах пишу.
Урядник Свистунов пошевелил усищами:
— «Р-разыскивается пр-реступник!» Так пр-ро тебя пишут? Пар-разит! Р-разорю!
Пристав Вязалкин распорядился:
— Этого субчика срочно отправь в Смоленск. Там — начальство, пусть они выясняют, что к чему.
Урядник Свистунов согласно кивнул головой:
— Пр-равильно, р-разберутся!
