— Ваше высочество, я не доктор, помочь не могу. Пожалуйста, переодевайтесь, и быстро! Иначе будет поздно, нас в любой момент могут остановить патрули. Я еду по самому короткому пути к Рамбуйе — там наш аппарат, на котором следует пролететь сто верст до Бримона.
Сообразительный Генрих обмотал руку какой-то тряпкой, открыл чемодан и лихорадочно стал натягивать на себя красные полковничьи галифе.
— Бримон — это в пяти километрах северо-западнее Реймса, там был отличный аэродром, если проклятые лягушатники его не разбомбили. Китель сшит, как на меня. Буду беречь его до самой смерти. И показывать внукам!
— Да, ваше высочество, вам к лицу даже французский мундир. А вот и господа патрульные!
Впереди, метрах в пятидесяти, на крошечной, узкой улочке Моцарта поперек дороги лежала дорожка с шипами, а рядом размахивал красным фонарем военный. Тут же стояли еще четверо патрульных с ружьями.
Соколов лихо затормозил у самого заграждения, весело крикнул:
— Доброй ночи доблестному патрулю!
Пожилой лейтенант с двумя крестами на шинели приказал усталым голосом:
— Документы!
Соколов повелительно сказал:
— В машине полковник Оноре Вивьен, адъютант начальника Генштаба генерала Фердинанда Фоша. Везем секретный пакет на передовую.
Генрих, лихорадочно ощупывая карманы кителя и шинели, бросил вопросительный взгляд на Соколова, который означал единственное и жизненно важное: где?
Соколов негромко сказал:
— Китель, в левом верхнем!
Генрих поднялся на заднем сиденье, строго произнес:
— Вот мои документы, лейтенант! Но своих высших начальников вы обязаны знать в лицо.
Лейтенант извиняющимся тоном пролепетал:
— Вы, господин полковник, назвали Фоша генералом, а он не генерал.
Генрих возмущенно спросил:
— Лейтенант, вы в своем уме?
— Еще вчера в газетах напечатано: он стал маршалом…
Соколов гневно произнес:
— Это ложь газетчиков! Сегодня же доложу генералу Фердинанду Фошу, что его дискредитируют жалкие бульварные писаки.
Лейтенант взял под козырек:
— Так точно, жалкие писаки — лгуны! Их всех отправить бы на фронт.
Соколов крикнул:
— Мы их расстреляем! Быстро освободить дорогу!
Авто понеслось дальше — к аэродрому.
…Принц Генрих позже вспоминал: их останавливали три или четыре раза. Но роскошный автомобиль, уверенное поведение Соколова и полковничья форма действовали неотразимо.
(Заметим: газетное извещение о маршальстве Фоша и впрямь, как ни удивительно, оказалось преждевременным. Маршалом и верховным главнокомандующим союзными войсками он стал только на следующий год — в апреле восемнадцатого.)
* * *
Наконец выскочив из леса, они оказались перед обширным и тщательно охраняемым летным полем. Соколов увидал приземистое здание. Он сказал:
— Ваше высочество, сильно подозреваю, что это контрольно-пропускной пункт. Придется еще раз испытать свое счастье… Надеюсь, что в последний раз.
Но Соколов ошибся. Нынешняя ночь явно решила быть щедрой на опасные сюрпризы. В этом они скоро убедились.
Майор де Ренье
Аэродром в этот ранний час кипел напряженной жизнью. Одни аппараты взлетали бомбить вражеские позиции, другие приземлялись. В ярко освещенном прожекторами ангаре и около него полным ходом шел ремонт пострадавших аэропланов.
Возле ворот, обтянутых колючей проволокой, Соколова вновь остановил караул:
— Документы!
Соколов ответил:
— Мы из Генштаба. Доложите дежурному: со срочным приказом прибыл полковник Оноре Вивьен.
Охранник ушел в будку, долго говорил с кем-то по телефону, наконец вышел к авто, сказал:
— Предъявите документы!
Соколов принял удостоверение личности у Генриха, который оставался царственно надменным, что вполне соответствовало его роли, приложил свое и протянул охраннику. Все эти бумажки изготовил часовщик, российский агент Мерсье.
Охранник, поднявшись по ступеням, встал у окошка сторожевой будки, откуда пробивался слабый свет, тщательно изучал бумаги.
Соколову каждая секунда казалась вечностью, он чувствовал, что какая-то жилка от волнения бьется у него на виске.
Со всех сторон изучив документы, охранник снял телефонную трубку, вновь долго о чем-то переговаривался. Наконец с видом благодетеля спустился вниз, вернул владельцам документы, открыл ворота и вяло приложил руку к козырьку фуражки:
— Проезжайте! — Ткнул пальцем в сторону слабо освещенного одноэтажного домика. — Майор де Ренье ждет вас!
* * *
Майор де Ренье в ту ночь был дежурным.
Соколов увидал худощавого человека с обветренным мужественным лицом, тонкими узловатыми пальцами. Майор поднял усталые глаза на посетителей.
— Да-давайте п-приказ! — Оказалось, что де Ренье еще и заикается.
«Совсем как Уточкин», — усмехнулся Соколов. Он протянул оба удостоверения и деловым, исключающим возражения тоном произнес:
— Господин майор, у нас важное задание начальника Генштаба генерала Фоша. Мы должны срочно доставить пакет в Реймс командующему Восточной армии де Виньи.
Майор задумчиво подергал коротенькие усики, задумчиво произнес:
— В-в Реймсе нет для посадки п-подходящего п-поля.
— Как — нет? — изумился Генрих. — Я сам его видел во время полета.
— П-проклятые г-германцы разбомбили.
Соколов сказал:
— Для нас это не помеха. Отечество в опасности, нам необходимо лететь.
Де Ренье тяжело вздохнул:
— У м-меня нет свободного а-авиатора, да и с г-горю-чим совсем плохо…
Соколов рявкнул:
— Как вы смеете искать отговорки, майор? Вы занимаетесь саботажем! Вы желаете сорвать наступление нашей армии? За это — военно-полевой суд и расстрел.
Де Ренье поморщился.
— То-только не надо меня с-стращать. М-меня к-каж-дый день по десять раз ра-расстреливают, а-арестовыва-ют, грозят военно-полевым судом, и все чего-нибудь т-требуют. — Наконец поняв, что этот громадного роста полковник от него не отстанет, сдался, сказал: — Да-давайте ваше п-предписание. Отдам вам мощный «фарман», — и протянул руку.
Соколов не знал, что на прошлой неделе вышел приказ того же Генштаба: для всех вылетающих по разведывательной или оперативной надобности необходимо иметь предписания, подписанные начальником не ниже полкового. Об этом не знал и русский агент Мерсье, снабдивший фальшивыми документами беглецов.
