Не желая расстаться с любимым сыном Нашим, Мы передали наследие Наше брату Нашему Великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского… Подписал: Николай. 2 марта 1917 года, 15 часов, город Псков».
Соколов еще раз перечитал последнюю фразу. Лицо его оставалось совершенно каменным, но скрытое волнение было столь великим, что он совершенно явственно испытал небывалое до того ощущение: казалось, душа отделилась от тела и он, Соколов, словно со стороны наблюдает за собой. Соколов видел, что его пальцы шевелят бумагу со страшным текстом, что вот он поднял недоуменный взгляд на сиявшего счастьем кронпринца, задумчиво почесал левую бровь, но все это совершал не он сам, а какая-то непонятная и таинственная сила. Не было ни страха, ни отчаяния, была полная опустошенность и ощущение собственной ненужности. Сколько он помнил себя, всегда его целью было служение государю, которому он присягал и который олицетворял собой великую Россию, всю мощь ее.
Принц Генрих деликатно молчал. Соколов спросил:
— И что же государь? Его наследник? Чем они теперь будут заниматься?
— Ничего пока не известно. Наверное, будут жить в Царском Селе как частные люди.
Соколов с горечью выдохнул:
— Что ж, враги государя могут торжествовать: вся эта думская чернь, революционеры, газетные писаки, худшая часть интеллигенции вроде Максима Горького. А где народ? Почему Православная церковь, оплот монархии, не бьет в набат? И как все это произошло? Кто вынудил государя отречься? Ничего не знаю… — Произнес глухим голосом: — Простите, ваше высочество, позвольте мне остаться одному… — и набитой тропинкой пошел в сторону редкого, не успевшего укрыться зеленью леса.
В кустах заливались птахи, радуясь приходу тепла.
Исполнение желания
Из Берлина на оккупированную территорию Франции, в район дислокации 7-й армии, прибыли фон Лауниц и генерал Шульц. Настроение у них было великолепным, ибо новости, которые доходили из России, не могли не радовать ее врагов. Могучий противник рушился на глазах, в Российской империи шел разброд. Вместо отлаженной веками системы управления государством было создано «народное правительство», в которое пролезли разные анекдотические личности вроде многословного Милюкова или кривляки Керенского.
Принц Генрих, сидя в своем кабинете, рассказывал гостям из Берлина удивительную историю своего освобождения. Гости восторгались. Фон Лауниц сказал:
— Его величество кайзер счастлив, что операция по вашему освобождению, ваше высочество, прошла столь успешно.
— Это заслуга русского графа Соколова. Он сотворил просто чудо, сумев накануне казни вызволить меня из тюрьмы. Признаться, господа генералы, я уже простился с жизнью.
Шульц, имевший надежду на награду, самодовольно подкрутил усы.
— Мы знали, кого послать, ваше высочество, вам на выручку. Мы не смеем равнять наши жизни с вашей, выдающейся, но Соколов, как вам известно, спас и меня, и фон Лауница из плена. Теперь мы хотим направить Соколова в Сан-Себастьян в наш разведывательный центр, где намерены использовать русского беглеца как инструктора для подготовки агентов.
— Соколов знает о вашем намерении?
— Никак нет.
— Тогда оставьте русского графа, пусть он постоянно находится при мне.
— Как прикажете, ваше высочество!
— Я еще не придумал ему занятий, но такой замечательный человек без дела сидеть долго не будет. Как бы плохо граф ни относился к российской правительственной камарилье, он все же монархист и тяжело переживает отречение Николая. Теперь он с большей ненавистью станет сражаться против тех, кто заставил Николая отречься от престола.
Фон Лауниц согласился:
— Несомненно, это так!
— Пока что он развлекается полетами на аэроплане. Уже совершил самостоятельный вылет, очень способный человек!
Фон Лауниц заметил:
— Ваше высочество, с вашего позволения, завтра по делам службы мы собираемся навестить 2-ю армию под командой принца Баварского.
— Я знаю, моего отца беспокоит передняя линия обороны Второй армии: и укрепления не везде надежны, и с боевыми припасами не все ладно.
Шульц вставил:
— Император Вильгельм прав: французы планируют весеннее наступление, и мы должны предусмотреть все мелочи и задать лягушатникам горячую баню. Мы обследуем всю переднюю линию: от Реймса через Суасон до Перона — это сто тридцать километров.
Принц Генрих отозвался:
— Я тоже еду с вами. Тем более что и Эрих Людендорф собирался обсудить план весенней кампании с моим баварским братцем. У братца и пообедаем, у него превосходный повар из Дрездена. Быть может, нам пригласить русского графа с собой? Все немного развеется…
— Мысль превосходная, ваше высочество!
Буйный темперамент
Сырая утренняя мга еще лежала на холмах и виноградниках, кое-где пораженных, словно трупными пятнами, воронками от бомб и снарядов. В высоких берегах немолчно шумела мутная, разбухшая от весенних дождей река Эн. Небо плотной шапкой закрывали низкие облака.
В этот ранний час из штабного дома, выпив утренний кофе, вышел принц Генрих. Принца сопровождали командующий Эрих Людендорф, а также оба штабных генерала и граф Соколов. На нем уже была форма летчика.
Сверху донесся странный звук, словно часто лаяла простуженная собака: чх, чх, чх. Принц поднял палец:
— Слышите, господа? «Фарман» прилетел! Куда занесло этого летуна! — Вопросительно посмотрел на Соколова. — Развлечемся, мой славный богатырь? Я — за штурвалом, вы постреляете из пулемета. Мы отлично проучим этого лягушатника. Не возражаете?
Соколов согласился:
— Мой принц, я готов! Наш аэроплан заправлен?
Генрих вопросительно взглянул на Людендорфа — он все-таки был самым старшим и по рангу, вежливо спросил:
— Эрих, вы подождете нас с полчаса? Утро всегда приятно начинать со сбитого француза.
— Проще в мутной Эн руками поймать пескаря, чем в этом облачном небе обнаружить быстроходный «фарман». И потом, Генрих, зачем золотой королевской печатью колоть орехи?..
— Что вы, Эрих, желаете сказать?
Голос Людендорфа зазвучал сурово-наставительно:
— Наследный принц не имеет права на рискованные развлечения. Можете быть уверенным, что в кабине «фармана» сидят не шалуны-гимназисты, а настоящие асы. Так что ваши шансы равны, а это уже плохо.
Шульц поддержал командующего:
— Только что, ваше высочество, вы были на краю пропасти, дайте некоторую передышку вашему героическому темпераменту.
Генрих поднял руки, рассмеялся.
— Полковник должен подчиняться диктату генералов. — Повернул смеющееся лицо к Соколову. — Граф, теперь вы убедились, в каких кошмарных условиях я существую?
