– День добрый, Давид Илларионович, – первым поздоровался Гуров.
– Скорее вечер, – поправил его Штайнберг, и Лев в очередной раз удивился. Голос антиквару достался шикарный: мягкий баритон с бархатными нотками, он никак не вязался с общим обликом. – Я предпочел бы, чтобы ко мне обращались «господин Штайнберг».
– Как скажете. Можем мы войти, господин Штайнберг?
– К чему это? Погода шикарная, посидим на лавочке, воздухом подышим. Тем более что вашему э… коллеге мой воздух определенно по вкусу, – не скрывая ироничной улыбки, ответил Штайнберг.
– Ведите, – коротко проговорил Гуров.
Штайнберг спустился с крыльца, свернул налево и пошел вдоль стены в самую гущу зеленого плюща. Лев и Стасик последовали за ним.
– Товарищ полковник, куда это он нас ведет? Нам что, через заросли лезть придется? – догнав Гурова, зашептал Стасик.
– Давай не сейчас, – отмахнулся тот. Его и самого разбирало любопытство, где в этих зарослях проход, но вопросов Штайнбергу он задавать не стал. К чему, если через пару минут и так все узнаешь.
Штайнберг дошел до конца дорожки, протянул руку к плющу, утопив ее в листве по самый локоть, за что-то там ухватился и… открыл плющевую стену. Да, именно так это и выглядело! Стена плюща пошла в сторону, открывая широкий проход. Гуров догадался, что плющом увита обычная калитка, но действие хозяина от этого эффектности не потеряло.
– Красивая задумка, – не смог оставить без похвалы идею садовника Лев. – Калитка, увитая вьюном, не редкость, но я впервые вижу, чтобы вьюн рос на ней настолько целенаправленно.
– Спасибо, так и было задумано. – Похвала пришлась Штайнбергу по вкусу. – Здесь все выполнено так, как задумано.
– Охотно верю.
За стеной плюща оказалась уютная полянка, засеянная газонной травой. На границе с мини-лесом на полянке стояла беседка. Крошечная, едва ли рассчитанная на двоих, с откидной скамейкой внутри. Задняя стенка была затянута солнцезащитной сеткой, отчего общий вид только выигрывал.
– Присаживайтесь, – откидывая скамейку, предложил Штайнберг. – Я, как хозяин дома, оставляю за собой право вести беседу стоя. Ненавижу сидеть.
Гуров сел на скамью, Стасик, немного подумав, опустился прямо на траву перед беседкой. Сам Штайнберг остался снаружи беседки. Он облокотился на перила, сложил ладони лодочкой и спросил:
– Надолго к нам?
– По обстоятельствам, – уклончиво ответил Лев.
– Итак, условности учтены, нормы этикета соблюдены. Доставайте свой рисунок!
Получив от полковника рисунок, Штайнберг принялся его изучать. Время от времени он цокал языком, подносил листок к свету, постукивал костяшками пальцев по балясинам, и все смотрел, смотрел, смотрел. Гуров уже всерьез начал сомневаться, получит ли вообще ответ от странного хозяина не менее странного жилища, когда Штайнберг отложил лист в сторону, пристроив его на перилах, и начал пространную речь:
– В царской России существовал аристократический род Обресковых. Род их прослеживается вплоть до начала семнадцатого века. Идет он от польского шляхтича, выехавшего некогда в Россию, но считается, как водится на Руси, русским дворянским родом. Много славных дворян насчитывает этот род. Обресковы и в Шведском походе отметились, и в походе царя Федора Ивановича к Серпухову против крымских татар. У государева знамени в походе головой шли. И московскими дворянами числились, и городовыми ярославскими. Есть среди них и генералы, и сенаторы, и тайные советники, и губернаторы. И даже один московский полицмейстер, простите за каламбур.
Штайнберг глуповато хихикнул. Ему показалось смешным вести рассказ о московском титулованном полицмейстере действующему столичному оперу. Шутку никто не поддержал, поэтому антиквар продолжил:
– Но вы же понимаете, к чему я клоню? Чтобы в дворянской семье и без паршивой овцы? Боже упаси! Не обошлось без этого и у Обресковых. Один из наследников аристократического рода Обресковых, не буду называть его имени, чтобы не порочить память усопшего, оказался вовлечен в беспрецедентный для своего времени и для своей среды скандал, связанный с кражей драгоценностей. – Глаза Штайнберга хитро прищурились. – Вижу, мой пространный рассказ перестал вызывать у вас недоумение, господин полковник?
– Ваша правда, – сбиваясь на вычурную манеру речи хозяина, признался Гуров.
– Думали, «чердак» у старого маразматика поехал от одиночества, вот он байки первым захожалым прохожим и травит? Ан нет! С «чердаком» у меня все в порядке. Молодые позавидуют. И с памятью, как видите, не хуже. Ну да ладно. Продолжим экскурс в историю. Тогда Обрескова «за постыдный офицерскому званию поступок» разжаловали и лишили дворянства. А все потому, что у жены воронежского губернатора во время бала пропали драгоценности. Угадайте, у кого их потом нашли? Совершеннейшая правда: у Обрескова. Действительно ли Обресков слямзил драгоценности губернаторской жены, или его подставили, как нередко случалось в те времена, история умалчивает. Драгоценности вернули, Обрескова судили и отправили в полки. Впоследствии за заслуги перед Отечеством он был «высочайше прощен», и даже дворянские права ему были возвращены. Но! И тут мы переходим к самому интересному – одна из безделушек дражайшей женушки так и не была найдена. Слухи в те времена ходили разные. Кто-то считал, что вещицу так-таки и прикарманил Обресков. Кто-то грешил на женушку, мол, заложила драгоценность, а деньги на любовников спустила. Были и такие, кто верил в невиновность Обрескова и приписывал владение потерянной вещицей истинному вору. Как думаете, что за вещица так и не была найдена?
– Кулон в виде капли с гербом дворянского рода губернатора. – Стасик вырвался вперед, как школьник, жаждущий получить гарантированную пятерку за правильный ответ.
– Великолепно, молодой человек! Просто гениально!
Похвала прозвучало язвительно, но Стасик все равно зарделся от гордости. Штайнберг посмотрел на него с сочувствием, покачал головой и произнес:
– Ох, молодость, молодость. Каким ничтожным вещам ты радуешься!
Стасик после слов антиквара притих, полковник же, напротив, забрал инициативу в свои руки и дальше диалог вел один.
– Значит, пропавший кулон все-таки всплыл, – подытожил он, пытаясь вернуть антиквара к интересующей его теме. – И это именно тот кулон, который изображен на рисунке?
– Без сомнения, тот, про который говорят, будто он принадлежал губернаторской жене и впоследствии был украден Обресковым, – с нажимом на слове «говорят» заявил Штайнберг.
– Так вы не уверены, что это он?
– Не уверен не я. Не уверены историки, но в среде ценителей редкостей в этом никто не сомневается.
– Выходит, существует человек, который владеет кулоном, ранее принадлежавшим губернаторше?
– Существует человек, который владеет кулоном, в среде ценителей прекрасного считающийся ранее принадлежавшим губернаторской жене, а впоследствии украденный наследником дворянского титула Обресковых, – поправил Штайнберг.
