И тут произошло чудо. Однажды утром Людовик проснулся здоровым.
Когда герцогиня покидала Мец, в город въехала королева. Мария была очень несчастна, она только что узнала, что умерла малышка Тереза-Фелиция. Кроме того, королева полагала, что раз уж король отослал любовницу и послал за женой, то он на краю смерти.
Людовик был все еще очень слаб. Мария встала на колени перед королем; и в глазах Марии стояли слезы.
– Я прошу у тебя прощения, – сказал он, – за все то унижение, которое я тебе причинил.
Мария кивнула и улыбнулась, глотая слезы.
– Я прощаю тебя, – ответила она. – Теперь тебе осталось попросить прощения у Господа.
Людовика задело это ханжеское, типичное для его жены замечание, но он действительно жалел, что причинил ей так много боли, и хотел помириться с Марией.
Париж безумствовал. Людовик выздоровел, он изгнал любовницу. Король и королева опять вместе. Он бесстрашно сражался вместе со своими солдатами, будет править своим народом благородно и справедливо, и для Франции вновь настанет золотой век.
О Людовике отзывались с большой любовью. Он обязательно станет самым великим королем Франции. На этот раз люди не просто называли Людовика своим королем. Они звали его Людовик Возлюбленный.
Как только Людовик поправился, он вернулся к армии. Пока король болел, маршалу Ноаю не удалось достичь особенных успехов, и Людовик начал понимать, что ошибался, считая его великим полководцем.
Этот глупец позволил войскам правителя Лотарингии Чарльза в полной безопасности пересечь Рейн и отправиться на помощь Богемии, отбивающейся от армии Фридриха, короля Пруссии. То, что Ноай позволил Чарльзу сбежать, было возмутительно. Народ был недоволен маршалом, и когда тот приехал в Мец посовещаться с королем, то обнаружил, что потерял его доверие.
Людовик присоединился к своей армии во Фрейбурге, который сразу сдался в руки Франции к приезду короля. Однако наступала зима, и продолжать войну стало невозможно.
Людовик вернулся в Париж. Горожане встретили его так, как очень редко встречают своих королей. Несмотря на лютый холод, люди высыпали на улицы, чтобы показать, как сильно они любят Людовика.
Божественно прекрасный король сидел в своей золотой карете, а люди кричали до хрипоты, прославляя показанную им в бою доблесть.
В толпе стояла женщина, закутанная в шаль. Она пристально смотрела на золотую карету и пассажира.
Людовик не видел ее, но по неосторожности она сбросила шаль, и ее лицо открылось.
Стоящий рядом мужчина заметил ее и громко засмеялся.
– Шатору, – закричал он, и толпа окружила даму.
Она отчаянно пыталась выбраться из толпы.
– Вы обознались… Вы обознались, – твердила она.
Но люди знали, что они не обознались. Они плевали в герцогиню, они бросали в нее камни и валявшийся на улице мусор, они оскорбляли ее.
Растрепанная, плача от ярости и унижения, герцогиня бежала так быстро, как только могла. Забежав в узкий переулок, женщина, тяжело дыша, прислонилась к стене.
Она слышала, как вдалеке стучат барабаны и толпа кричит:
– Да здравствует Людовик! Король вернулся. Да здравствует Людовик, возлюбленный своим народом.
Герцог Ришелье вновь посещал короля в Версальском дворце. Многие гадали, что будет дальше, и коленки у них уже начинали дрожать.
Герцог и герцогиня де Шатильон были в ужасе. Они поступили глупо. Когда Людовик заболел, он настаивал, чтобы дофина не приводили к его постели, но мальчик умолял взять его в Мец, и герцог ослушался короля и выполнил волю своего ученика. Тогда де Шатильон был уверен, что король умирает и он выполняет желание мальчика, который вскоре станет королем.
Герцог, как и многие другие, совершил ошибку и был уверен, что ему придется поплатиться. Людовик никак не выразил своего недовольства. Наоборот, он был, как всегда, добр к герцогу и герцогине, но теперь-то они многое знали о методах короля.
Морепа гадал, что будет с ним.
Они были не единственными, кто задумывался о своей дальнейшей судьбе. Все сомневающиеся собирались в доме на рю де Бак, где расположились герцогиня де Шатору и ее сестра, так как ходили слухи, что герцогиня получает послания от короля.
Это известие ошеломило парижан. Народ ведь уже решил, что раз король помирился с королевой, то теперь у них вновь пойдут детишки, что королевская чета заживет счастливой семейной жизнью, король позабудет про свою любовницу и всецело отдастся делу управления Францией.
Герцогине сообщили, что к ней приехали с визитом. Она тут же приняла посетителя, надеясь, что он привез сообщение от короля. Но когда незнакомец сбросил плащ, она закричала от радости: это был сам Людовик!
Герцогиня бросилась в объятия короля и заплакала от счастья.
– Людовик… мой Людовик… Я знала, что вы появитесь сами или пошлете за мной.
– Вы вернетесь в Версаль.
– Меня так унизили… так жестоко унизили.
– Я знаю.
Мари-Анн взяла его руки и поцеловала их, сначала нежно, а потом страстно. Она знала, как пробудить в нем желание, желание, затмевающее разум.
– Я должна вернуться, – плакала она. – Расставание невыносимо.
– Вы вернетесь.
– Меня никогда не будут уважать, пока вас окружают мои враги. Людовик, разве они должны оставаться? Морепа… самый главный враг. После того как я вернулась из Меца, я время от времени чувствую недомогание. Людовик, думаю, Морепа пытался отравить меня!
– О нет, он не стал бы этого делать.
– Почему бы и нет? Он ненавидит меня, потому что знает, что я ненавижу его. Еще один враг Шатильон. Должно быть, он со своей женой настроили дофина против меня.
– Он и его жена будут изгнаны со двора. Герцогиня радостно закивала.
– Епископ Суассонский и этот дурак исповедник…
– Мы изгоним их всех… если вы чувствуете, что не можете вернуться во дворец, пока они там.
Герцогиня прижала Людовика к себе. Ее глаза были неестественно яркими, будто ее лихорадило. Мари-Анн чувствовала, что это полная победа, самый счастливый момент в жизни.
Людовик провел ночь вместе с герцогиней на рю де Бак. Перед тем как уйти, он сказал:
– Вы должны немедленно вернуться в Версаль. Так мы слишком далеко друг от друга.
– Я вернусь, как только граф де Морепа принесет мне приказание от вас о возвращении.
Людовик засмеялся.
– Будь по-вашему, – сказал он.
Герцогиня прищурилась:
– Я хочу, чтобы месье де Морепа знал, что, каким бы умным он себя ни считал, он поступил очень глупо, объявив себя моим врагом.
