— И если кто-нибудь из них сошлется на Генеральные Штаты, — сказал король, — передайте ему, что я не потерплю его присутствия здесь, при дворе.
Шуазель с поклоном удалился, оставив короля и маркизу наедине.
— Я безгранично верю в Шуазеля, — улыбаясь, сказала маркиза.
— Я тоже, дорогая.
— Я верю в него просто потому, что вижу, как верят в него Ваше Величество, и отношение Вашего Величества к Шуазелю чувствую как свое собственное, — быстро проговорила маркиза. — Вы во всем впереди. Я во всем следую за вами. Мне кажется даже, что нередко я угадываю, о чем думает Ваше Величество, и тогда ваши мысли становятся как будто и моими тоже.
— Мы мыслим одинаково, — сказал король, — потому что мы так давно уже вместе.
Она чуть заметно склонила голову. «Милая маркиза, — подумал Луи, — как она устала. Почему она скрывает от меня свою болезнь? Разве я не друг ей?»
— А теперь нам придется расстаться, — сказал король, не давая сочувствию прорваться в своем голосе. — Я должен подписать кое-какие бумаги, так... ничего особенно важного. Однако приходится заниматься этим.
В глазах маркизы промелькнуло выражение облегчения. Но еще промелькнул в них и страх. Что это за бумаги, прочел Луи в ее взгляде, что за бумаги, которых мне нельзя видеть?
Больная, утомленная, маркиза тем не менее горела желанием быть в курсе государственных дел и отчаянно боялась, что от нее могут утаить нечто такое, что она должна была бы знать. Но король на сей раз был решителен.
— Прошу вас удалиться, мадам, — сказал он. — Мы скоро опять встретимся с вами, обсудим эти новые колониальные замыслы Шуазеля.
Сделав реверанс, маркиза удалилась.
* * *
Мадам дю Оссэ с нетерпением ждала свою госпожу.
— Есть новости! — таким возгласом встретила она маркизу, едва та появилась в своих апартаментах. — Мадемуазель де Тьерселен родила мальчика.
— Мальчика! — немного испуганно повторила маркиза вслед за мадам дю Оссэ.
— С девочкой, конечно, было бы меньше хлопот, — согласилась мадам дю Оссэ. — Но мадемуазель Тьерселен — это не мадемуазель де Роман. Она больше занята собой. Ее сын не будет еще одним маленьким Высочеством. Однако же я тут заговорилась, а вам надо отдохнуть. Ваша постель готова. Помочь вам раздеться?
Маркиза кивнула. Боясь, что вот-вот расплачется от жалости, мадам дю Оссэ раздела маркизу и печально смотрела на изможденное тело некогда прелестной мадам де Помпадур.
— Вы лучше отдохнете, если сразу же уляжетесь, — сказала мадам дю Оссэ. — Может, хотите молока?
Маркиза покачала головой.
— Если вы немного устали, это поможет вам подкрепиться,—настаивала мадам дю Оссэ.
— О, моя милая Оссэ, я так устала, так устала, — сказала маркиза.
— Да... Но теперь вы можете отдохнуть. Отчего бы вам не провести остаток дня в постели? Все мы иногда бываем нездоровы...
— Ему будет очень недоставать меня. Вы знаете, я всегда была рядом с ним, если нужна была моя помощь.
— Да, раньше всегда так было, но теперь вам нужно отдохнуть.
Маркиза закашлялась, и в глазах мадам Оссэ вспыхнули тревожные огоньки. Но вот приступ кашля миновал, и маркиза заговорила:
— Я должна сказать герцогу де Шуазелю, чтобы он никогда больше не упоминал в присутствии короля Генеральные Штатов. Это очень огорчает короля и сердит. Герцогу следовало бы знать об этом.
— Ну и пусть, мадам. Это заботы герцога, а не ваши.
— Я хотела бы видеть их обоих друзьями.
— Конечно, а пока отдохните немного, дорогая маркиза.
Маркиза улыбнулась, и в тот же миг изо рта у нее хлынула кровь.
* * *
Ничто не помогало маркизе, и встать с постели теперь она больше не могла. И хотя они с королем условились в тот день встретиться, ей пришлось отказаться от встречи. Она совсем обессилела. Так сильно кровь еще никогда не шла у нее горлом. Настало время, когда скрывать от двора состояние ее здоровья стало бессмысленно.
Мадам дю Оссэ сменила простыни, заботливо уложила маркизу в чистую постель и сама сообщила королю обо всем случившемся. Маркиза непременно хотела знать, как король принял эту новость.
— Я все время плакала, мадам, и ничего не могла с собой поделать, — сказала мадам дю Оссэ. — И он тоже плакал, мадам.
— Оссэ, что вы знаете об этой болезни?
— То, что видела. Что было с вами. А больше ничего, мадам.
— Этот кашель, головные боли, лихорадка, испарина ночью... много ли мне осталось жить, Оссэ?
— Вам ли, мадам... говорить о смерти? Вы полны жизни, вас любит король, нет, вам не пристало вести такие речи!
— Я чувствую, что смерть близка, Оссэ. И не боюсь ее. Если я умру теперь, то так и останусь навсегда другом королю. Лучше мне умереть сейчас, чем дожить до тех пор, когда меня разлучат с ним, а я так боялась когда-то, что это случится. Помните дело Дамьена? Я думала тогда, что меня отправят в изгнание. Тогда мне было хуже, чем теперь. Расстаться с жизнью для меня не так страшно, как быть удаленной от двора.
— Мадам, вам нельзя так много говорить. Берегите силы, умоляю вас.
— Нет, Оссэ, — покачала головой маркиза. — Я сделаю то, что хочу. Как будто тяжелый груз упал с моих плеч. Незачем больше притворяться. Я тяжело больна. Скоро я умру. И у меня больше нет тайн.
— За дверью кто-то есть.
— Пойдите и взгляните, кто это, Оссэ. — Мадам дю Оссэ вернулась почти сразу и, подойдя к постели маркизы, сказала:
— Это герцогиня де Грамон. Она узнала, что вы больны, и пришла ободрить вас. Я скажу ей, что вы слишком плохо чувствуете себя и не можете принять ее.
— Нет, Оссэ, приведите ее сюда. Я чувствую себя лучше, пока лежу вот так. Но если у меня начнется кашель, уведите ее тогда... быстро, как можно быстрее... Вы поняли меня?
— Да, мадам. Герцогиня де Грамон приблизилась к постели маркизы и бросилась перед ней на колени.
— Дорогая моя... — произнесла она, и голос ее пресекся от волнения.
Маркиза не сомневалась в искренности этой женщины — сестры герцога де Шуазеля.
— Вы скоро поправитесь,— совладав с собой, сказала герцогиня. — Обязательно поправитесь. Как может быть король... как может быть Франция счастливы без вас?
Маркиза улыбнулась.
— Король будет горевать по мне, наверное, — сказала она, — а Франция — никогда.
— Но вы должны быть с нами — как всегда бодрая и энергичная. Все будет хорошо, правда?
— Да, конечно, — сказала маркиза.
«Как она плоха! — думала герцогиня. — Ей недолго осталось жить, ее смерть близка. У нее на губах запекшаяся кровь. Да, она умирает и знает об этом».
