Бриллиант, холодивший кожу, оказался тяжелее, чем ей представлялось.
Он был восхитителен.
Люси медленно повернула голову сначала в одну сторону, потом в другую, любуясь тем, как преломляется в гранях кристалла свет, как его отблески ложатся на ее кожу. Следя за игрой света, она обозрела оба своих профиля и все, что было между ними. «Так вот что такое быть украшенной», – подумала она.
И робко улыбнулась девочке в зеркале. Девочка ответила ей улыбкой.
Которая тут же погасла. В зеркале за ее спиной стояла Лили Миллингтон.
Но Лили Миллингтон и глазом не моргнула при виде драгоценности. И не стала смеяться или читать нотации. А просто сказала:
– Я пришла за тобой по просьбе Феликса. Он настаивает, чтобы ты была на фотографии.
Люси ответила, глядя в зеркало:
– Я ему не нужна, там Фанни. Вас уже четверо.
– Нет, это вас четверо. Я решила, что меня на снимке не будет.
– Ты просто стараешься быть доброй.
– Мой главный принцип – никогда не стараться быть доброй.
Лили Миллингтон встала прямо перед Люси и, внимательно глядя на нее, нахмурилась:
– Что это тут такое?
Люси затаила дыхание, зная, что сейчас будет. И точно, Лили Миллингтон протянула руку и скользнула ладонью по боковой стороне ее шеи.
– Ну-ка, ну-ка, посмотри, – тихо сказала она и раскрыла ладонь, в которой опять лежал серебряный шиллинг. – Не зря у меня было чувство, что с тобой надо дружить.
Люси ощутила жжение подступающих слез. Ей захотелось обнять Лили Миллингтон. Но она подняла руки и стала расстегивать украшение:
– Ты обещала подумать насчет того, чтобы научить меня этому фокусу. Подумала?
– Все дело вот в этой части ладони, – сказала Лили Миллингтон, указывая на место между большим и указательным пальцем. – Вкладываешь монетку сюда и зажимаешь, так чтобы краев не было видно.
– А как вложить монету, чтобы никто не увидел?
– В этом и заключается искусство.
Они улыбнулись друг другу, и волна взаимопонимания прошла между ними.
– А теперь, – сказала Лили Миллингтон, – ради несчастного Феликса, который сатанеет с каждой минутой, беги-ка ты в лес.
– Но мой венок, я же его выбросила…
– А я подобрала. Он висит на ручке двери, с обратной стороны.
Люси опустила глаза на «Синий Рэдклифф», который все еще держала в ладони:
– Надо его убрать.
– Да, – сказала Лили Миллингтон и тут же, услышав в коридоре торопливые шаги, добавила: – Ой, это, наверное, Феликс.
Но в дверях Шелковичной комнаты появился вовсе не Феликс. Люси никогда не видела этого человека – с темно-русыми волосами и такой противной ухмылкой, что она настроила Люси против него раньше, чем незнакомец успел открыть рот.
– Парадная дверь была не заперта. Я подумал, что никто возражать не станет.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Лили Миллингтон, и в ее голосе звучало страдание.
– Да вот, решил тебя навестить.
Люси переводила взгляд с него на нее, ожидая, когда ее представят.
Теперь человек стоял перед картиной Эдварда.
– Красивая. Нет, правда красивая. Надо отдать ему должное, он свое дело знает.
– Уходи, Мартин. Сейчас сюда придут люди. Если они застанут тебя здесь, то могут поднять тревогу.
– «Могут поднять тревогу». – Он захохотал. – Смотри, как заговорила наша воспитанная леди. – Внезапно его смех оборвался, лицо помрачнело. – Уйти? Не дождешься. Без тебя я не пойду. – Он ткнул пальцем в картину, и Люси даже перестала дышать при виде такого святотатства. – Это он и есть? «Синий»? Ты была права. Она будет довольна. Очень довольна.
– Я же сказала – месяц.
– Сказала, ну и что? У тебя дело быстро спорится, ты же одна из лучших. Еще бы, кто устоит перед такой красоткой? – Он кивнул на картину. – Похоже, ты и теперь с опережением идешь, сестренка.
Сестренка? И тут Люси вспомнила историю знакомства Эдварда и Лили Миллингтон, которую он сам рассказал им с матерью. Про брата, который был с ней в театре, и родителей, которых нужно было убедить в том, что их дочь не рискнет своей репутацией, если станет позировать Эдварду. Неужели этот ужасный человек и впрямь брат Лили Миллингтон? Почему тогда она не сказала об этом сразу? Почему не представила его Люси? И почему самой Люси сейчас так страшно?
Человек заметил на полу билеты и нагнулся за ними:
– Ух ты, Америка? Земля новых начинаний. Это мне нравится. Отличная мысль. Нет, в самом деле, очень, очень умно. И дата отъезда совсем близко.
– Беги, Люси, – сказала Лили Миллингтон. – Беги, тебя уже ждут. Поспеши, не то кто-нибудь придет сюда за тобой.
– Я не хочу…
– Люси, пожалуйста.
В голосе Лили Миллингтон звучала такая мука, что Люси нехотя повиновалась и вышла из комнаты. Встав за дверью, она начала слушать. Лили Миллингтон говорила почти шепотом, но Люси разобрала слова:
– Еще время… Америка… мой отец…
Человек опять расхохотался и что-то сказал, так тихо, что Люси не расслышала.
Лили Миллингтон вдруг вскрикнула, словно ее ударили под дых, и Люси уже готова была ворваться в комнату, чтобы помочь, когда дверь распахнулась и мимо нее промчался этот мужчина – Мартин, – волоча за руку упирающуюся Лили, бормоча на каждом шагу:
– Синий… Америка… новые начинания…
Лили Миллингтон увидела Люси и замотала головой, словно приказывая ей исчезнуть.
Но Люси не стала исчезать и пошла за ними по коридору. Когда они поравнялись с гостиной, мужчина увидел ее, расхохотался и сказал:
– Гляди, к нам пришла подмога. Маленький доблестный рыцарь в сияющих доспехах.
– Люси, пожалуйста, – взмолилась Лили Миллингтон. – Ты должна уйти.
– Делай, что она говорит. – Мужчина ухмыльнулся. – Девочки, которые не умеют уходить вовремя, обычно плохо кончают.
– Пожалуйста, Люси. – Во взгляде Лили Миллингтон читался страх.
Но что-то внутри Люси вдруг взбунтовалось против событий последних дней, против того, что все считают ее слишком маленькой и поэтому бестолковой, что она лишняя в их компании, что всё решают те, кто старше и главнее, не принимая ее в расчет; теперь еще этот тип, которого Люси не знает, явился и пытается похитить Лили Миллингтон, а она, Люси, почему-то совсем этого не хочет. Одним словом, она увидела возможность решительно топнуть ногой и заявить: «Я не хочу, чтобы так было» – и не важно, по какому поводу.
Увидев винтовку Торстона, которую тот после завтрака бросил на кресло, Люси одним головокружительным прыжком подскочила к ней, схватила за ствол, замахнулась, как дубиной, и со всех сил треснула по страшной, ухмыляющейся роже ужасного незнакомца.
