– Нет. Они не приедут. Не сегодня. Как я уже пыталась вам объяснить, они оставили вас здесь, чтобы вы учились в школе.
– Я не хочу оставаться здесь.
– И тем не менее.
– Не хочу.
– Мисс Лавгроув…
– Я хочу домой!
– Вы уже дома, и чем скорее вы примете этот факт, тем лучше для вас. – С этими словами мисс Торнфилд выпрямила спину и даже как будто подросла, потянувшись вверх, точно раскладная лестница, и расправив вечно опущенные плечи, чем живо напомнила Аде аллигатора, когда тот подергивает шкурой, словно расправляя на ней чешую. – Может, попробуем еще раз? В школе, – произнесла она очень четко, – накрывают к обеду, и, к чему бы вас ни приучили на субконтиненте, мисс Лавгроув, здесь, смею вас заверить, еду дважды не подают.
Глава 11
И вот, шестьдесят три дня спустя, она сидела, скорчившись, в пропахшем сыростью тайнике, устроенном в стене холла второго этажа школы мисс Рэдклифф для юных леди. Ее родители, как понимала Ада, были уже на пути в Бомбей, хотя напрямую она не получала никаких известий, – как объяснила мисс Торнфилд, они хотели дать дочери время «подстроиться», прежде чем посылать письма.
– Очень продуманный шаг, – решительно высказалась мисс Торнфилд. – Не хотят давать тебе поводов для огорчения.
Приложив ухо к деревянной стенной панели, Ада закрыла глаза. Вокруг и так было темно, но при закрытых глазах обострялись другие чувства. Иногда ей даже казалось, что она слышит, как потрескивают, извиваясь, прожилки внутри древесины. Слово «прожилки» очень походило на другое слово, «поджилки», и Аде нравилось представлять, что дерево напоминает человека и у него тоже есть поджилки. Она даже воображала, как дерево говорит с ней приятным тихим голосом. И как от этого голоса ей становится легче.
Но тут в холле раздались настоящие голоса, слегка приглушенные перегородкой, и глаза Ады мгновенно раскрылись.
– Но я же видела, как она пошла сюда.
– Значит, ты ошиблась.
– Нет, не ошиблась.
– Ну? И где же она теперь? Растворилась в воздухе?
После недолгой паузы один из двух голосов капризно повторил:
– Я видела, как она шла сюда. Знаю, что видела. Значит, она где-то здесь; надо только подождать.
Сидя в тесном укрытии, Ада бесшумно перевела дух. У нее затекла нога; уже минут двадцать пять, не меньше, она не меняла позы, не имея возможности пошевелиться, но если что и давалось ей легко – в отличие от таких вещей, как шитье, игра на фортепьяно, рисование, да и вообще почти все, чему ее пытались научить в этой школе для бевкупхов, – так это упрямство. Недаром Шаши звала ее хакара – маленький мул. Пусть девчонки стерегут ее в коридоре, сколько им заблагорассудится; она их пересидит, вот и все.
Шарлотта Роджерс и Мэй Хокинс – вот как звали ее мучительниц. Обе были старше нее – им уже исполнилось двенадцать, – причем Шарлотта отличалась необыкновенно высоким ростом для своего возраста. Ее отец был членом парламента, а отец Мэй – известным промышленником. У Ады было не так много возможностей сблизиться с другими детьми, но она быстро училась и обладала недюжинной наблюдательностью, а потому скоро поняла: в школе мисс Рэдклифф для юных леди всем заправляет группа старших девочек, которые ждут от младших безоговорочного, а главное, добровольного подчинения.
Но Ада не привыкла, чтобы ею командовали другие дети, а присущее ей неистребимое чувство справедливости делало ее неспособной заключить мир на столь чудовищных условиях. Вот почему, когда Шарлотта Роджерс потребовала отдать ей новые ленты, которые мама Ады купила ей в Лондоне, та ответила «нет». Спасибо, конечно, за комплимент маминому вкусу, но ленты ей и самой по душе, лучше она оставит их себе. А когда неразлучные подружки подстерегли ее на лестнице и велели молчать, пока Мэй Хокинс будет проверять, как далеко назад гнется ее мизинец, Ада с размаху наступила тяжелым ботинком на ногу Мэй и завопила:
– А ну, оставь в покое мои пальцы!
Тогда девочки нажаловались экономке, будто это Ада залезла в кладовку и открыла там банку с джемом (ложь), но она и тут не смолчала, во всеуслышание заявив о том, что она не преступница, и сообщив к тому же, что собственными глазами видела, как Шарлотта Роджерс кралась по коридору, когда во всей школе уже погасили свет.
Конечно, после такого Шарлотта Роджерс и Мэй Хокинс невзлюбили Аду еще сильнее, хотя, по правде сказать, их неприязнь к ней возникла гораздо раньше – с самого первого дня. Когда Ада выбежала из библиотеки в надежде догнать родителей и в холле толкнула какую-то девочку, это была как раз Шарлотта Роджерс. От неожиданности Шарлотта завопила пронзительно, как банши, так что другие ученицы, даже самые маленькие, захихикали и стали показывать на нее пальцем. Да и то, что Ада, налетев на нее, зашипела ей прямо в лицо, делу не помогло.
– Вон она, та дикая индийская кошка, – сказала Шарлотта, едва увидела Аду снова.
Их пути пересеклись в саду перед домом, где Ада сидела одна у стены, под молодым японским кленом, а Шарлотта подошла к ней со своей свитой из хихикающих девочек в локончиках и ленточках.
Широкая злая улыбка расползлась по смазливому личику Шарлотты, когда она обратила их внимание на Аду:
– Это о ней я вам говорила, леди. Родители привезли ее к нам из Индии в надежде, что здесь ее смогут хотя бы немного цивилизовать. – Одна из девочек хихикнула, услышав эти слова, и Шарлотта, ободренная, еще шире распахнула свои голубые глаза. – Я хочу, чтобы ты знала, Ада: мы все готовы тебе помочь, и, если тебе что-нибудь нужно, все что угодно, ты только попроси. Да, кстати, в доме есть ватерклозет, но ты можешь выкопать себе яму здесь, в саду, если тебе так привычнее.
Девочки залились смехом, а глаза Ады обожгло обидой и гневом. Тут же явилось непрошеное воспоминание: они с Шаши лежат бок о бок на платформе дома, в Бомбее, и айя, улыбаясь всем своим круглым, как солнце, лицом, рассказывает истории из своего детства в Пенджабе и легонько поддразнивает девочку за то, что ее жизнь течет без горя и забот в богатом особняке в центре Бомбея. Непонятно, почему так происходило, но, говоря неуважительно об Индии, Шарлотта как будто насмехалась и над Шаши; да еще и делала Аду своей сообщницей.
Но Ада решила не доставлять им удовольствия и не показывать свою боль; запретив себе думать о Шаши и о том, как мучительно ей хочется домой, она смотрела прямо перед собой, притворяясь, будто никого не видит и не слышит. Однако насмешки не прекращались, и тогда Ада, чтобы отвлечься, начала мысленно рассказывать себе сказку на пенджаби, с таким видом, будто ее совсем ничто не беспокоит. Шарлотте это не понравилось; улыбка сползла с ее лица, и, скомандовав свите отступить, она напоследок послала Аде озадаченный хмурый взгляд, будто перед ней была проблема, требовавшая решения. Крепкий орешек, который надо расколоть во что бы то ни стало.
В одном Шарлотта была права: родители Ады поместили ее в школу мисс Рэдклифф для молодых леди в ложном уповании на то, что одно это приведет к волшебному преображению их своенравной дочери в настоящую английскую школьницу. Но хотя Ада не хуже других умела пользоваться ватерклозетом, «молодой леди» она не была и ни малейшего намерения становиться ею не имела. Она так и не овладела искусством правильного стежка, задавала слишком много вопросов, готовых ответов на которые не существовало, а навыков игры на пианино так и не приобрела. Еще в Индии, когда к инструменту садилась мать, чудесные мелодии лились из-под ее пальцев, заполняя комнату и вытекая в окно, в сад, но Ада, заняв ее место, извлекала из тех же самых клавишей такие звуки, что даже отец, обычно находивший оправдание любым ее faux pas
[6], не выдерживал и поднимал воротник, прикрывая уши.
