– Вашим детям нравится в Берчвуд-Мэнор? – спросила Ада, пока горничная миссис Хэммет все с той же озабоченной миной разливала кофе и чай. – Для них ведь здесь все в новинку после Лондона?
– К счастью, перемена места, похоже, пошла им на пользу.
– А как же, в деревне детям всегда есть чем себя занять, – сказала миссис Хэммет. – Хотела бы я посмотреть на ребенка, которому не понравилось бы в наших местах.
Ада рассмеялась:
– Жаль, что вы не видели меня в детстве.
– И что, вам тут не понравилось?
– Потом-то, конечно, понравилось. Но сначала нет. Я родилась в Индии и была там счастлива до тех пор, пока в один прекрасный день меня не посадили на корабль и не увезли сюда, в школу. Я заранее настроилась на то, что не полюблю здешние места, и не полюбила: все здесь казалось мне слишком воспитанным и пресным. Непривычным, мягко говоря.
– Как долго вы пробыли в этой школе?
– Чуть больше двух лет. Ее закрыли, когда мне исполнилось десять, и тогда меня отправили в большую школу почти в самом Оксфорде.
– Ужасный был случай, – сказала миссис Хэммет. – Одна девочка утонула во время летнего пикника. Школа потом недолго протянула. – И она, нахмурившись, поглядела на Аду. – А ведь вы, доктор Лавгроув, наверное, были там, когда это случилось.
– Да, была, – подтвердила Ада, которая сняла очки и протирала теперь линзы.
– Вы знали ту девочку?
– Не слишком хорошо. Она была старше.
Женщины продолжали разговор, но Джульетта задумалась о Типе. Он ведь говорил о девочке, которая утонула в реке, и теперь она гадала, мог ли он услышать об этом здесь, в деревне. Нет, вряд ли, он ведь говорил ей о девочке еще утром их первого дня в Берчвуде – у него просто не было времени пообщаться с кем-нибудь из деревенских. Может, конечно, ему шепнул что-нибудь тот нервный молодой человек из АИИ. Да, теперь Джульетта вспомнила: вид у него был вполне себе на уме.
Но может ведь статься, что Тип просто высказал свои самые потаенные страхи. Разве она сама не твердила ему – больше, чем другим, – чтобы он был осторожнее? Алан сейчас сказал бы: «Вот, говорил я тебе, будешь над ними трястись, вырастут никчемными трусишками». А может, Тип просто угадал: люди ведь тонут в реках; можно побиться об заклад, что на каждом квадратном метре Темзы за всю ее историю кто-нибудь да утонул, и наверняка не проиграешь. А она просто находит себе лишний повод для беспокойства, как всегда, когда дело касается Типа.
– Миссис Райт?
Джульетта моргнула:
– Извините меня, миссис Хэммет. Я тут замечталась.
– Надеюсь, у вас все в порядке? Хотите еще кофе?
Джульетта с улыбкой пододвинула к ней свою чашку и, как это часто бывает с людьми, которые в одиночку сражаются с тревогой, словно с превосходящими силами противника, вдруг обнаружила, что уже рассказывает о своих переживаниях этим двум женщинам.
– Бедный мышонок, – сказала миссис Хэммет. – И неудивительно, после всего, что на него свалилось. Но ничего, он справится, вот увидите, не хуже других будет. Не успеете оглянуться, как пройдут недели, и окажется, что он и думать забыл о своей «подружке».
– Наверное, вы правы, – сказала Джульетта. – У меня самой никогда не было выдуманных друзей. Вот почему мне кажется странным, что можно вот так, ни с того ни с сего, взять и придумать человека.
– А эта придуманная подружка что, подбивает его на шалости?
– Нет, слава богу, нет, миссис Хэммет. Я бы даже сказала, что она, наоборот, хорошо на него влияет.
– Святые небеса! – всплеснула руками хозяйка. – Может, она и сейчас здесь? У меня еще никогда не было воображаемого гостя.
– К счастью, нет. Осталась дома.
– И на том спасибо. Как думаете, это хороший признак, если она нужна ему не всегда, а только время от времени?
– Может быть. Хотя он рассказывал мне, что приглашал ее пойти с нами. И кажется, она ответила, что не может ходить так далеко.
– Может, она инвалид? Как любопытно! А больше он ничего об этой девочке не рассказывал?
– Вообще-то, она совсем не девочка. Она леди. Не знаю, правда, что можно сказать обо мне как о матери, если мой ребенок взял себе в подружки взрослую женщину, которую сам и придумал.
– Может быть, она – ваше второе «я», – предположила миссис Хэммет.
– Нет, это вряд ли. Судя по тому, что говорил сын, она – моя полная противоположность. Длинные рыжие волосы, белое платье, тоже длинное. Он очень точно все описал.
Ада, которая до сих пор молчала, вдруг подала голос:
– А вы считаете, что ваш ребенок никогда вас не обманывает?
На миг все смолкли, и миссис Хэммет с нервным смешком ответила:
– Да вы шутница, доктор Лавгроув. А вот миссис Райт тревожится.
– Я бы на ее месте не стала, – сказала Ада. – По-моему, вся эта история означает только одно: ее малыш – творческая личность, просто он изобрел свой способ справляться с тяготами жизни.
– Вы говорите совсем как мой муж, – сказала Джульетта с улыбкой. – И скорее всего, вы правы.
Когда миссис Хэммет вышла проверить, как там пудинг, а Ада, извинившись, отправилась «подышать воздухом», Джульетта решила тоже воспользоваться минуткой и навестить детей. Рыж и Беа нашлись сразу: оба сидели в уютном уголке под лестницей и, забыв обо всем на свете, дулись в джин рамми.
Джульетта оглядела холл в поисках Типа:
– А где ваш брат?
Ни один из них не поднял головы от карт.
– Не знаю.
– Тут где-то.
Джульетта постояла на нижней ступеньке лестницы, положив руки на перила и оглядывая холл. Когда ее взгляд скользнул вверх, по застланным ковром ступенькам, на долю секунды ей показалось, что на площадке стоит Алан со своей инфернальной трубкой в зубах.
По этой самой лестнице она взбежала в тот день и нашла его наверху, во всеоружии, готового продолжать спор.
Искушение подняться по лестнице оказалось слишком велико.
Перила так знакомо гладили ладонь, что, прежде чем шагнуть на площадку, Джульетта закрыла глаза и представила, будто возвращается в то время. Воздух вокруг был напоен воспоминаниями. И Алан был так близко, она даже чувствовала его запах. Но когда она открыла глаза, он, со своей кривоватой иронической улыбкой, куда-то исчез.
Площадка второго этажа ничуть не изменилась с тех пор. Чисто прибранная, она изобиловала деталями, которые выдавали если не художественный вкус, то, по крайней мере, хозяйскую заботу. На столике в фарфоровой вазе стояли свежие цветы, на стенах висели картинки с изображениями местных достопримечательностей, пеструю ковровую дорожку, видимо, совсем недавно подмели. И пахло тоже по-прежнему – хозяйственным мылом и полиролем для мебели, с оттенком едва уловимого, но такого утешительного духа однодневного эля.
