— Откуда мне знать, если самой не приходилось доказывать?
— А вот так! — выкрикнула она и указала пальцем мне на грудь. — Рисунок проявляется, изображение чужой силы. На сутки всего, потом исчезает, если раньше сама не сотрешь. Вот так и выигрывают спор. А у тебя там…
Она задохнулась то ли от возмущения, то ли от потрясения и снова засипела:
— У тебя там волк снежный. А это символ ледяного лорда.
— Что же, вы всех по облику их силы по ту сторону Зимнелетки знаете?
— Не всех, — со второго раза она в кресло села, — мелких магов знать ни к чему, а князей и лорда пришлось хорошо изучить. Снежных волков и в природе-то редко встретишь, а в проявлении силы только один такой есть. Как тут спутать? — И посмотрела на меня обиженно, словно я права не имела подобное скрывать. — Значит, он тебя не просто поймал, но еще и наказал?
Я молча положила ладонь, накрыв рисунок, пытаясь ощутить эти снежные линии, прочувствовать их, заглушить ровное мерцание, а рука вдруг потеплела, и грудь зажгло огнем. Только ахнула, отдернула пальцы, но узор уже исчез.
— Ты что сделала? — закричала Ярка. — Ты как теперь выигрыш забирать будешь? Как доказать, что лорд тебя… ты с лордом… что вы того? Никто же не поверит! Я ж сама себе теперь не верю!
— Никак. — Я опустила руку и отвернулась. Приметила на кресле оставленную для меня форму и принялась натягивать ее вместо платья.
— Что значит никак? Да ты просто не представляешь, сколько там денег скопилось! Их если к деньгам за твои вещи прибавить, так сказочной королевой жить сможешь, даже на Зория плевать.
— Не нужно мне этих денег.
— Как не нужно? За платье не нужно, за пояс тоже, а теперь еще и от выигрыша отказываешься? Да нельзя так!
Она решительно топнула ногой.
— Ты плату за платье отдать и за пояс хочешь? Ну вот тем расплатись, что говорить о метке лорда никому не станешь.
Растерянная Ярмила открыла рот и еще глядела на меня какое-то время. Потом голову опустила, огладила руками мерцающую ткань. И когда ее ладони прошлись по сверкающей материи, мне что-то не то примерещилось. Вот идет ее рука по снежному полотну, а у меня перед глазами собственные пальцы, которые скользят легко по коже золотистой, по бугристым мышцам, по полоскам шрамов. И настолько ясно увидела, что в глазах потемнело.
Покачнулась, а Ярмила, как назло, в этот миг мне ответить собралась. Оторвалась от любования снежным нарядом и приметила мою слабость. Спросила тут же: «Что с тобой?»
— От голода, — сипела я не хуже чародейки, когда та увидела изображение волка. И нашлась же, что придумать, пускай в этот миг о еде вовсе не думала.
— Ну, поесть в кантине можно.
— Где?
— Место такое, куда все чародеи, у кого личного повара нет, ходят. Не слышала? Только там тоже оплачивать нужно, а у тебя денег нет.
И уперла руки в бока, глянула на меня с вызовом. Ну что, голод не тетка, теперь, может, иначе запоешь?
Ясное дело, при таком хозяине да в таком месте общих столов не держали. Собственные хозяйства тоже раздельно вели. Слуги у них здесь были и повара личные, а может, еще кто.
— Остальные откуда берут? Не все же снежными диковинками торгуют? — Слава богам, рассеялось мое видение. Ушло наконец и оставило, позволило свободно задышать.
— Им за службу платят, а тебя еще не определили никуда. Ну что стоит рассказать? Яр с ней, с меткой. Я подтвержу — она была. Ну жалко ведь выигрыш! Или так плохо наказал, что и говорить не о чем?
Прямолинейностью своей бесхитростной влезала чародейка в самую душу, доставала со дна то, что еще не улеглось. И пусть без задней мысли она сокровенное выпытывала, но у меня сработало, как всегда: чем больнее кололи, тем сильнее собственные иглы в ответ щерились.
— Лучше некуда наказал, — заявила, — боюсь, ваши чародейки, когда узнают, вместо обычной слюны ядовитой захлебнутся. Как бы мне того яда не перепало.
— Ах, вот о чем думаешь, — протянула Ярмила, — тут ты права. А знаешь, лучше действительно обживись здесь сперва, и после подумаем, как те монеты забрать. И пока денег тебе не дали, возьми часть у меня, после вернешь.
Она быстро промчалась по комнате, задвигала деревянными ящичками комода, а затем извлекла наружу холщовый мешочек и, развернувшись, бросила: «Лови».
Я словила раньше, чем подумала вновь отказаться. Рука метнулась вперед, словно собралась блокировать удар, и перехватила брошенную вещь в полете. Поморщившись досадливо на реакцию тела, сунула мешочек в карман, решив затем посчитать и, когда смогу, вернуть Ярке все до монетки.
На этом наш разговор и прервали. Вежливый-вежливый стук прозвучал, и, когда Ярмила крикнула: «Заходи», — в дверь просунулась голова знакомого чародея.
— Прошу прощения, — обратился он к подбоченившейся Ярке, — лорд Асгин требует чародейку к себе.
— Вовремя, — возмутилась девушка, — как всегда! А мы тут, может, о своем, о девичьем беседуем. Эх, ладно, Весса, кузен упрям жутко и ждать не любит, придется тебе сейчас идти.
Я лишь плечами пожала — сейчас так сейчас.
Пока шли по бесконечным тропинкам яркого южного сада с сочной зеленью и разноцветными мазками пестрых цветов, юноша выговаривал за то, что ушла из отведенного мне дома, когда лорд велел его не покидать.
— Он очень недоволен. Сам явился туда, а тебя нет. Вот пришлось мне искать повсюду, хорошо, что сказали те, кто в доме прибирался, как с Ярмилой ушла. Лорд там, кстати, всех слуг разогнал, не велел более продолжать.
Я махнула рукой. Удивительнее было бы, не отыграйся вконец раздосадованный Зорий на планах сестры. Сейчас, поди, и мне прилетит от высшего гнева. Вот только страха не ощущалось. Совсем. Да хоть бы и выгнал с концами, не все ли равно? Через самое страшное уж прошла, а остальное комариными укусами казалось.
Чародей привел к хоромам, еще роскошнее и величественнее прежде виденных, завел в большую просторную комнату со множеством дверей и мраморной лестницей, занимавшей половину всего пространства, и что-то шепнул ожидавшему нас здесь человеку. Тот склонил голову и быстро ушел, чтобы уже через несколько минут вернуться и сказать: «Пускай ждет. А ты пока можешь идти».
Сколько то ожидание продлилось? За окном уж стемнело. А мне голодно стало настолько, что в глазах закружилось. Целый день ни крошки во рту, да еще и слабость после бессонной ночи накатила. Так и уснула в том кресле, в котором мне ждать велели.
— Что это такое? Не сметь! — Меня грубо трясли за плечо, и спросонья, не разобравшись, я отмахнулась, случайно попав по кому-то. Звук вышел хлестким, точно пощечина. Он сработал лучше побудки со звонким рогом — я мигом пробудилась. Глянула, а надо мной Зорий стоит, руку к щеке прижимает. Глаза покраснели и сузились от досады или ярости, а за его спиной мужчина замер, который прежде велел лорда в кресле ждать, и у того очи округлились, точно от удивления сильного.
